Дневник разведчицы
Шрифт:
— Двадцать пять! — кричат партизаны.
— Двадцать пять! — отвечают разведчики.
Команда «на отход». Удивительное, неизведанное чувство победы переполняет меня. Усталости никакой. Идем гурьбой, каждому хочется быть поближе к Докукину.
В лесу Докукин ведет краткий разбор операции. Задание командования выполнено: сожжены склады с боеприпасами, девятнадцать полицаев убито, двое взяты в плен, освобождены арестованные жители. В бою отличился командир отделения Власов, он первый со своим отделением ворвался в деревню, атаковал помещение штаба полиции. Красноармейцы Кислицын и Сотсков с ручным пулеметом удачно выбрали огневую позицию и быстро подавили огневую точку противника, обеспечив нам продвижение вперед. «Аверичева, ты выдержала испытание, а я хотел тебя определить на телефон
Светает. Проходим лес, а затем идем выжженными, искалеченными деревнями. Идем к партизанам. Перед нами большое, зеленое, совершенно целое село.
Здесь, в тылу врага, Советская власть, работают колхозы. Партизаны держат целый край.
Возле первого дома девушка в солдатских сапогах, голубом крепдешиновом платье и с винтовкой. Партизанка Лена! Ее хорошо знают докукинцы по совместным боевым операциям.
В наше распоряжение партизаны предоставляют большой дом. На столе вареная картошка, яйца, кринки с топленым молоком, черный душистый хлеб. После обильной трапезы, тут же на полу, на свежем сене, заваливаемся спать. Через секунду дом дрожит от дружного храпа. Мне не спится. Потихоньку выхожу на крыльцо. Тишина. Поднимается солнце. Пастух гонит стадо. Неужели я только что была в бою, в первом своем бою! Какая-то сила захватила меня, подняла со всеми и бросила вперед, в огонь. Как назвать эту силу, это чувство, изведанное мною? Выполнением долга? Любовью к Родине? Ясным ощущением своего места в строю, в жизни… И первое, и второе, и третье.
Вышел Докукин, сел рядом: «Ты что не спишь?» — «Не хочется. Такое утро». — «Скажи, пожалуйста, зачем ты пошла на фронт? В грязь, в кровь, в огонь! Ведь тебя никто не призывал. Что тебя заставило?..» — «Очевидно… то же самое, что и вас…» — «Я — мужчина… — Докукин встал. — День будет тяжелый».
Целый день и ночь мы пробирались оврагами, лощинами и лесами домой. Утром, когда подходили к деревне Баушкино, услыхали гармошку. Девушки и женщины сопровождали колонну подростков, двигавшуюся вдоль дороги. Впереди, перекинув через плечо автомат, вразвалочку, медвежьей походкой, загребая носками во внутрь, шел высоченного роста красноармеец. Огромная его рука лежала на плече мальчика, который старался шагать с ним в ногу.
— Федоров! Алеха! — закричали разведчики.
Федоров остановил колонну и, сделав несколько шагов к Докукину, отрапортовал:
— Молодежь, набранная на оккупированной территории, направляется в наш тыл в ремесленные училища. Во время налета на Горбатовщину я обошел опорные пункты противника, по указанным вами местам. Задание выполнено!
Докукин пожал руку разведчика.
Вот и все, что я хотела тебе поведать, дорогой мой дневник. Я лежу в траве на окраине села, и мне с тобой хорошо.
23-е июля.
День начался с происшествия. В сарае, где жили разведчики и куда впервые прибыло наше пополнение, живут сейчас пожилые красноармейцы из хозяйственных частей дивизии. С утра они косили сено. Докукин надел немецкий мундир, сел на велосипед и помчался мимо места, где работали красноармейцы — косари. Он решил, очевидно, пошутить над ними, а может испытать их находчивость. Красноармейцы схватили винтовки, кричат: «Стой! стой! Хенде-хох!» — и палят вверх. Как видно, решили взять «немца» живым, представить командованию «языка». Докукина и след простыл, а старики все бегут за ним и бьют по лесу. Мы выскочили с автоматами, бежим на место происшествия, не понимая в чем дело. Комиссар Полешкин объяснил старикам, что это не немец, а наш разведчик. Вернулся Докукин довольный: «Вот это бойцы!» Разведчики стояли бледные: ведь командир роты мог получить пулю. Полешкин долго отчитывал Докукина за легкомыслие.
После обеда Докукин и Полешкин провели с нами, вновь прибывшими, беседу. Собрались за селом. Мы сидели на огромном свалившемся дереве, а Докукин ходил взад, вперед, рассказывал о положении на фронте, о задачах дивизии и нашей роты.
Дивизия занимает оборону на протяжении шестидесяти километров. Бойцов не хватает, поэтому оборона строится на опорных пунктах. Задача роты: не давать врагам спокойно жить на нашей земле. Создавать
Он сидел на пне и покуривал свою трубку, не выпуская ее изо рта. «Да, — подтвердил он, — вовремя смыться. Это наш закон. Разведчик не имеет права попадаться в плен живым!»
27-е июля.
Три дня назад мы покинули наше Никулино. Получено задание: взять контрольного пленного на большаке в районе Свитского Мха, под Гарь-Хлиповкой.
Идем лесом, гуськом, один за другим. Над нами огромные хвойные ветви. Сквозь такой густой лес трудно пробиться солнечному лучу. Немцы не ходят сюда, боятся. К ним на подкрепление пришли финны. Они бродят с собаками по лесу, организуют засады. На деревьях сидят «кукушки». Идем осторожно, впереди дозор. Наблюдаем вокруг, просматриваем верхушки деревьев. А вот и Свитский Мох. Перед нами картина необычайной красоты: голубовато-серый мох раскинулся на километр; как ковер, которому нет конца. От этой красоты невозможно оторвать глаз. Мы идем бесшумно по мягкому мху. Небольшие крепкие сосны скрывают нас от противника. И вдруг натыкаемся на человеческие скелеты. Наши бойцы! Это можно различить по сохранившейся каске, пряжке от ремня, разбитой винтовке, неразорвавшейся гранате. Вот они, наши «без вести пропавшие»!
Проходим молча. Дальше, дальше от этих мест. А вот и большак. Наблюдаем недолго. Слышим приближающийся легкий шум мотора. По большаку скользит темная легковая машина. Немцы, выглядывая в окна машины, держат автоматы наготове. Летят противотанковые гранаты. Машина вместе с немцами — в клочья. По большаку застрочили фашистские пулеметы, забила артиллерия. «Отход!» Впереди молча идет Докукин.
Вечереет. Солнце садится. Операция сорвана, задание не выполнено. «Нашумели, а немцы и без того боятся двигаться по этой дороге. Теперь к большаку подойти не так просто, — ворчит Самохвалыч. — Обрадовались! Из-за трех немцев столько гранат набросали». Докукин сидит на пне, посасывает трубку, ноздри его раздуваются.
Через часок с наблюдательного пункта батальона соседней 134-й дивизии наш командир докладывал полковнику Турьеву:
— Поиграли в кошки-мышки, ни хрена не получилось… Поиск продолжаем.
Снова мы в лесу. Возвращаемся к исходной. Темнота, хоть глаз выколи. Чтобы не потерять друг друга, кладем на плечо кусочек гнилого дерева. По светящемуся в темноте огоньку не упускаем из виду впереди идущего. Докукин ведет нас уверенно. Я думаю о том, что нужно иметь особое чутье, даже талант, чтобы так ориентироваться в кромешной тьме. Плечи, спина гудят, ноют. Ноги еле передвигаю. Кажется, еще шаг — два и упаду. Наконец долгожданный привал… Завернулась в плащ-палатку, в обнимку с автоматом, и… как провалилась.
— Подъем! Подъем!
«Стук, стук, стук», — предательски стучит сердце. Неужели я струсила!? Посматриваю вокруг: все заняты собой, покряхтывают, позевывают, надевают плащ-палатки, вещевые мешки, автоматы. Двинулись. Сердце мое успокоилось.
По большаку патрулируют два танка, беспрерывно строчат их пулеметы, прочесывая местность. Мы пробираемся дальше, выбираем незаметный подход к большаку и место засады. Действуем тремя группами. Разведчики старшина Кукуев, старший сержант Борисов с ярославского завода, Валентина Лаврова, Ефим Рудкин, Михаил Голубев со своим другом Михаилом Кругловым под командованием командира взвода младшего лейтенанта Игнатьичева переходят большак и ложатся в засаду на противоположной стороне. Нашей группой, в которой почти все новенькие, командует старший лейтенант Васильев. С нами остается и Докукин. Лейтенант Ивченко с группой недалеко от нас. У пулеметов Алексей Сотсков и Василий Орлов.