Дневник смертницы. Хадижа
Шрифт:
Я обернулась на село. Из труб выходил дым. Куда он уходил? Аллах, почему ты не сделал так, чтобы люди никогда не умирали?
За мной приехал дядя Вагаб. Он спешил на работу. Я быстро собрала свои вещи. Бабушка с дедушкой махали мне рукой. Они тоже верили, что с каждым разом все будет лучше. На этот раз я не плакала. Когда мы выехали из села, я увидела, что над лысой горой собирается туман. Интересно, кто в нашем селе скоро умрет?
Я увидела Сакину в первый день семестра. Она прошла мимо, мельком взглянув на меня. Запах ее духов змеей тянулся за мной по коридорам, не давая забыть о том, что официально она связана с Махачем, а не я.
Я
Я сидела на лекции по зарубежной литературе и смотрела в окно. Дождь капал с крыш. Иногда я переводила взгляд на тетино кольцо с бриллиантом, которое не лезло ей на палец и она дала его мне поносить. Если бы из окна было солнце, камень больше бы блестел.
На перемене все встали со своих мест. Я слышала, как они говорили о Сабрине. А те, кто не знал, что произошло в последний день сессии, громко удивлялись: «Ааа!» Каркали как вороны. Особенно Буталибова не унималась, ей не надоело в тысячно первый раз рассказывать, как те женщины уводили Сабрину.
Только Гаджиева Елена и еще одна новенькая сидели одни. Рядом с Еленой лежала ее норка, как будто она не могла с ней расстаться. А новенькая мне не понравилась. На ней была короткая юбка выше колен. Волосы, сразу видно, в химической завивке, распущенные до пояса. Еще у нее была неприятная родинка над губой.
— Хадижа, какое у тебя кольцо! Покажи, покажи! Тебя засватали? — незаметно подошла ко мне Мадина.
— Мадина, ты так подходишь! — вскрикнула я. — Когда засватают, я тебе первой скажу.
— Обязательно мне первой скажи. А то я переживать за тебя буду, Хадижа. — Мадина обернулась на Джамилю и Раису, возле которых они с Наидой всегда терлись. Зимой Джамиля наконец вышла замуж и с тех пор стала еще высокомерней.
Мадина улыбнулась. Как будто я не знаю: она сдохнуть от зависти готова, когда кто-то у нас на курсе выходит замуж.
— За себя почему не переживаешь? — спросила я. — Что-то я не вижу ни одного бриллианта у тебя на пальцах.
— Мы просто переживаем — ты же с Сабриной дружила. Вдруг тебя постигнет та же участь. — Ее слова, сказанные с притворством, подползали ко мне, как тихие змеи по траве. Точно так же я один раз в детстве сидела на камне, смотрела на горы, вокруг было тихо, только птицы пели, потом опустила голову — а у моих ног извивалась змея.
— Я буду знать, Мадина, как сильно ты за меня переживаешь, — я улыбнулась, — и первой позову тебя на свою свадьбу. Может быть, и ты когда-нибудь позовешь меня. — Я специально с выражением произнесла «когда-нибудь», чтобы она знала — с такими ногами-бутылками и лицом-чуреком ей долго свадьбы ждать придется.
Она тоже улыбнулась и отошла.
Сдохни, подумала я ей вслед.
Джамиля с Раисой наклонились друг к другу и зашушукались. Ничего, шушукайтесь, думала я, вот когда выйду за Махача, тогда узнаете, тогда вы не как змеи будете извиваться, а ковром стелиться у меня под ногами. Особенно Джамиля. Пусть подавится своими овощными ларьками, все равно им до семьи Махача далеко.
Всю неделю я только и делаю, что жду. Постоянно думаю о Махаче. С тех пор он больше не присылал мне эсэмэс. Я спрашиваю себя — почему? почему? почему? Только этот вопрос вертится в моей голове. А перед глазами у меня плывет Сакина в свадебном платье. Мое сердце становится похожим на атласную подушечку, в которую тетя втыкает иголки, чтобы не потерялись. Вопросы, которые приходят в мою голову, — как иголки для сердца. Скорее бы уже все стало понятно.
Еще
Как мы сегодня хохотали на латинском! Аминат Казиевна стояла возле окна и диктовала окончания. Неожиданно она замолчала и еще ближе подошла к окну.
— Вы посмотрите… вы только посмотрите… — тихо проговорила она.
Она схватила со стола блокнот и на своих коротких ногах быстро-быстро поспешила за дверь.
— Наверное, война началась, — сказал Сулик.
Мы все бросились к окну. Возле остановки стояла длинная иномарка с открытой дверью, и низкий парень в кепке за руку тянул в нее одну нашу однокурсницу. Она улыбалась и как будто не хотела садиться. В тот момент, когда он ее уже почти затянул, из университета выбежала Аминат Казиевна и стала вытаскивать эту девушку из машины.
— Типус в кепке! — кричала она. — Ни стыда, ни совести!
— Э, чё еще за типус?! — стал кричать в ответ он.
Мы не слышали, что Аминат Казиевна говорила ему дальше. Ее седые волосы поднялись, как перья у воробья. Парень тоже ей что-то отвечал, но Аминат Казиевна при каждом его слове на шаг подходила к нему, как будто собиралась клюнуть. Когда она подошла к нему впритык, он быстро прыгнул в машину и уехал с сильными пробуксовками. Аминат Казиевна побежала за машиной и стала записывать ее номер в блокнот. Мы хохотали как сумасшедшие.
Она вернулась вся в красных пятнах.
— А если бы я не успела?! Увез бы в неизвестном направлении! — говорила она. — Вы только посмотрите, метр с кепкой, только с горы спустился, а уже к у-ни-вер-си-те-ту на ли-му-зи-не подкатил… — Аминат Казиевна выставила вперед грудь и так, раскачиваясь, пошла к окну, чтобы показать, как он подкатывал. — Но ничего, я тут возле окна стою, все вижу. Здесь у меня все номера записаны. — И потрясла в воздухе блокнотом.
Она вернулась к окну, и мы снова начали записывать окончания. Теперь я поняла, почему во время пар она всегда стоит у окна. Такая же любопытная, как бабушка. Ей какое дело до других?
Прошла неделя, и я уже думала, что Сабрина никогда не придет, но сегодня она пришла. Когда она появилась в аудитории, я сначала подумала, что это еще одна новенькая. На ней была длинная юбка, платок, который она завязала так, чтобы спрятать все волосы, и ни грамма косметики на лице. Не только я смотрела на нее во все глаза, все повернулись и смотрели.
Сабрина мне улыбнулась наполовину. Платок на ней был завязан так туго, что кажется, держал опухшие бледные щеки, чтобы они не провисали. Клянусь, я не узнала бы ее, если бы встретила в городе. Я так хотела спросить, где она была, что с ней случилось за этот месяц, вопросы уже прыгали с моего языка, но я заставила себя молчать — слишком много посторонних ушей было вокруг.