Дневник смертницы. Хадижа

Ахмедова Марина

Дядя достал из бара бутылку дорогого коньяка. Тетя внимательно осмотрела все ковры на полу. Задыхаясь, нагнулась и ладонью проверила пыль под кроватями и диванами.

— Я тебе устрою, если хоть одну соринку увижу, — сказала она мне.

Аман, чуть не обиделась я, откуда тут соринки возьмутся, когда я сегодня, как вернулась с занятий, два часа пылесосила? Иногда они с бабушкой так похожи бывают.

— Все должно блестеть, — сказала тетя. — Чтобы придраться ни к чему нельзя было.

Кто к нам будет придираться,

удивилась я. Зачем так нервничать из-за каких-то гостей, не короли же они?

Тетя и сама оделась как на свадьбу — в шелковую тигровую блузку и длинную капроновую юбку.

— Иди кольцо надень, — сказала она мне.

С самого начала я догадывалась, зачем приходят эти гости, но прогоняла эту мысль. Я только не могла понять, зачем тетя делает это сейчас, когда мы с Махачом ждем только согласия генерала? Может быть, ей снова кто-то про меня натрепал?

Когда гости — муж и жена — пришли, я еще больше убедилась в своих подозрениях.

— Быстрее, Хадижа, быстрее… — подгоняла тетя, когда я складывала мясо на поднос.

В это время на плите в кастрюле варился хинкал. Может, я забыла крышку приоткрыть, а может, она сама на кастрюлю съехала, но только в тот момент, как эта женщина заходила в кухню, кастрюля зашипела, и из нее на плиту полился бульон.

— Хадижа, ты что делаешь? — зашипела на меня тетя, поднимая крышку.

— У каждой хозяйки хоть один раз хинкал убегает, — засмеялась женщина.

Тетя, как увидела ее, сразу заулыбалась.

— Хадижа у нас хорошая хозяйка, но сегодня волнуется, — сказала она.

Зачем она так врет, спрашивала я. Я, что ли, из-за этой кастрюли должна волноваться?

Женщина смотрела на меня как на халву. Чем больше она смотрела, тем слаще становилось ее лицо.

— Как Маратик? — спросила тетя.

— Через две недели приезжает, — ответила женщина, и они с тетей захихикали. — Дядька ему наконец отпуск дает. Он у дядьки на фирме работает. В Москве жизнь, сама знаешь, какая, все бегут, все спешат, времени ни на что не хватает.

— И не говори, — вздохнула тетя. — Сколько я Русика прошу, хоть один раз в день позвони, чтобы мне спокойно было. Времени, говорит, нет. Что делать? Москва…

— Я тоже говорю, давай приезжай, — снова начала эта женщина. — Жениться пора. Засватать мы без тебя сможем, а свадьбу сыграть — уже не получится.

— Сейчас и без жениха мулла некях делает, — сказала тетя.

Когда они заговорили про свадьбу, у меня отнялись руки, и я уронила на плиту кастрюлю, которую приподняла, чтобы слить из нее бульон. Из кастрюли вылетели брызги и обожгли мне руки.

— Ай! — вскрикнула я.

— Что стало? — как будто заволновалась та женщина и приблизилась ко мне.

Я убрала руки за спину — не надо мне, чтобы она меня трогала. Тетя на меня так посмотрела, что ясно было — когда они уйдут, она меня убьет. Аллах, говорила я про себя, не хочу я замуж за

их Маратика! Пусть себе его оставят!

— Хадижа сегодня волнуется, — улыбнулась тетя, протягивая мне дуршлаг.

Она встала спиной к женщине и еще раз так на меня посмотрела, что, клянусь, от одного взгляда можно было умереть.

— Я свекровка хорошая, — стала говорить женщина. — Ты же знаешь, Зухра, наша Заремка как сыр в масле катается. Она когда беременная была, я ей вообще тяжелую работу делать не разрешала — только стирку, уборку на нее оставляла. Готовила сама. Фрукты ей все девять месяцев покупала.

— Знаю я, Эльмира, знаю, мне можешь не рассказывать, — ответила тетя. — И Маратик какой у вас, я что, не знаю? Такой молодой, а уже в банке в Москве работает.

— И симпатичный. — Женщина мне подмигнула.

Аман! Какие они были противные! Что им от меня было надо? Почему меня никто не спрашивал? Пусть бы только спросили, я бы сразу сказала, что не нужен мне их Маратик. Фатима тоже после зимней сессии замуж за своего банкира вышла. Где он теперь? Пожил с ней две недели для приличия и уехал, как будто ему там срочно работать надо. Можно подумать, никто не знает, чем он там занимается. Фатима уже месяц в слезах ходит — думает, у него там другая жена. Стопроцентно так и есть. Он ей даже не звонит. Специально женился на ней, чтобы родственники заткнулись. И никакие картины ее не спасут, хоть сто тысяч картин ее отец нарисует. Как будто никто не знает, какие мужчины подлые бывают! Даже мой дядя и то Надиру обманывает. Потому что наши женщины только пашут и рожают, а русские — только с мужчинами встречаются и за собой ухаживают.

Еще в коридоре, подходя к комнате с подносом, я услышала, как дядя хохочет. От хохота он начал задыхаться.

— Кто? Сын генерала Казибекова?! — через смех говорил он и хлопал себя по коленам. — Ты серьезно или сказками мне зубы заговариваешь?

Комната закружилась у меня перед глазами. Откуда он знает про Махача? Что этот мужчина рассказал ему про нас?

— А, Хадижа… — сказал дядя, увидев меня. — Неси сюда, неси…

Я не знала, как мне пройти расстояние от двери до стола. Поднос с хинкалом стал тяжелым, будто котел с кипящим маслом.

Мужчина стал пристально смотреть на меня, когда я ставила тарелки с подноса на стол. Мои руки дрожали, и с одной тарелки упал кусок мяса.

— А-а-а, волнуется племянница, — добродушно сказал дядя. — Ставь, ставь.

Я ставила медленно, чтобы еще что-то услышать, но они не хотели при мне говорить. Я вышла из комнаты, прошла несколько шагов по коридору, но вернулась, встала за занавеску, прижав к груди пустой поднос.

— Какие сказки, Вагаб? — сразу заговорил мужчина. — Своими глазами я видел эти списки. Казибеков же из села твоей жены? Давай ты сам с ним договаривайся. Ты видел, какой у него дом на Дахадаева?