Дневник смертницы. Хадижа

Ахмедова Марина

— Тебе-то что? — грубо сказала я.

— А я тебе добра желаю, Хадижа. — Он сел и придвинулся ко мне. — Махач с тобой погуляет, но никогда на тебе не женится. Что ты будешь потом делать? Правильно, потом ты будешь локти кусать. Говорить, какая я была маленькая дурочка, доброго Шамиля не послушалась. Пусть Махач живет с Сакиной, они друг другу подходят. Тебя его семья никогда не примет. Рядом с ним ты всегда будешь чувствовать себя оборванкой.

— Если это все, что ты мне хотел сказать, тогда я пойду. — Я хотела встать.

— Э, не-не-не-не-не-не, ты сейчас никуда не пойдешь. Ты сначала чай попьешь. — Шамиль придвинул ко мне чашку. — А я тебе еще не все сказал.

— Говори, и я ухожу.

— А

что, если есть, Хадижа, один парень, который искренне влюблен в тебя? — стал говорить он. — Который тебе желает одного только добра и, может быть, готов жениться на тебе?

— Зачем этому парню на мне жениться, если я живу в канаве, а мой отец никто? — спросила я, стараясь не показать, что в голосе накопились слезы.

— А может быть, он так в тебя влюблен, что ему все равно, кто твой отец. Что ты на это бы сказала?

Я перестала смотреть на рыбку и посмотрела на Шамиля. У него дергалась одна сторона рта, и он специально сжимал губы, чтобы этого было не видно.

— Я бы сказала ему «нет», — тихо ответила я.

— Ты хорошо подумала? — его лицо стало твердым. — Ты осознала, что Махач не для тебя? На что ты вообще купилась? На его внешность?

Я не успела ему ответить, когда занавески раздвинулись и в комнату вошла девушка, у которой на талии был еле завязан прозрачный платок. Сверху был один лифчик, который открывал почти всю грудь. Ее длинные черные волосы болтались ниже пояса, а лицо было закрыто тканью, видны были только ее большие черные глаза с длинными ресницами и тонкие высокие брови. Мне стало стыдно, мое лицо запылало.

Девушка стала танцевать перед Шамилем, она трясла белым животом, как в фильмах, которые тетя Зухра мне ни за что не разрешила бы смотреть. Она встала перед ним на колени и дергала грудью. Он поднес к губам трубку от кальяна и пускал этой девушке в лицо дым, пока она танцевала перед ним. Этот дым белыми пучками шерсти расходился по темноте комнаты. Грудь девушки колыхалась, как хвост золотой рыбки. Я сидела будто на раскаленной печке. Я хотела, чтобы это поскорее кончилось. Мои ноги приросли к полу и стали такими тяжелыми, что я не могла их поднять. Я так крутила пуговицу на воротнике шубы, что она оторвалась. Шамиль, усмехаясь, вытащил из кармана голубую бумажку в тысячу рублей и долго засовывал ее в лифчик. Я перестала смотреть на них и смотрела только на золотую рыбку. Как я могла оказаться здесь, крутилось в голове. У меня было такое чувство, как будто это происходит не со мной. Как будто я провалилась под землю, и там началась совсем другая жизнь.

Наконец девушка встала и, перед тем как выйти, посмотрела мне в глаза. Она, кажется, хотела быть доброй со мной, чтобы я не думала о ней плохо. Но разве я могла ее уважать? Откуда она взялась? Неужели ее родители не знают, чем она тут занимается? Куда ее родственники смотрят?

— Смотрю я, понравилась тебе эта рыбка, — сказал Шамиль, когда девушка вышла. — Эта девушка тоже мечтала стать золотой рыбкой, а видишь, где оказалась и чем вынуждена заниматься. Смотри, Хадижа, это тебе предупреждение — не связывайся с Махачем.

— Нет! — только и смогла сказать я.

— Что «нет»? — насторожился он.

— Я бы сказала тому парню — нет! — повторила я.

— А как ты думаешь, понравится Махачу, если я расскажу ему, где ты сегодня была? Ты хорошо подумала, прежде чем зайти сюда? Ты не боишься, что я ему расскажу об этом?

Пока Шамиль это говорил, в его голосе появилось что-то злое. Я боялась его, но вместе с этим, если бы мне не было так противно дотрагиваться до него, я бы ударила его по лицу.

Я быстро встала и побежала к выходу. Бархатные занавески ударили меня по лицу. Я даже не посмотрела на девушек, которые продолжали стоять у входа.

Что я наделала?! Как я могла сюда прийти, думала я. Когда я вырвалась на улицу, на дневной свет и холодный воздух, мне стало ясно, какую ошибку я совершила. Почему я раньше, когда он подошел ко мне в университете, этого не понимала. Я как будто была в темной комнате с закрытыми окнами и не могла разглядеть в ней ничего, а потом кто-то открыл окно, и все стало ясно.

Мимо проезжала маршрутка, я остановила ее. У меня тряслись колени. Люди в маршрутке смотрели на меня, и мне казалось, что они все про меня знают, как будто за мной тянулся кальянный дым, как будто я сейчас сидела перед ними в прозрачном платке на талии и с открытой грудью.

Я потеряла Махача! После этого он ни за что не захочет со мной общаться. Я опозорила себя! Что я наделала?! Аллах, спаси меня, если ты еще от меня не отвернулся!

Сто раз за вечер я хотела написать Махачу, чтобы оправдаться перед ним. Но я думала: если Шамиль ему еще ничего не сказал, зачем я буду говорить первой? Может, он ему и не расскажет. А с другой стороны, мне не давали покоя слова, сказанные Шамилем, — о том, что Махач никогда на мне не женится. Но не могла же я спросить Махача — собирается он на мне жениться или нет? Он ничего такого мне не обещал. Но с другой, с третьей стороны если смотреть, то тогда он ни меня, ни нашу семью, ни наших сельских стариков совсем не уважает. У меня горела голова. Я легла спать, но не могла уснуть. В темноте мне виделась то гадалка, то та полуголая девушка, то дым от кальяна, то золотая рыбка. Я засыпала и просыпалась. Звала Махача. И наконец он мне написал, что завтра приедет в университет. Он не назвал меня по имени, не спросил, хочу я его видеть или нет. Но главное — он услышал меня. Даже на расстоянии те, которые любят, могут услышать друг друга. Или Шамиль ему уже все рассказал, волновалась я, может быть даже преувеличил, приплел то, чего не было. Со страхом и надеждой я ждала завтрашнего дня.

Когда я вышла из маршрутки, Махач уже стоял у входа в университет. Я подошла к нему, боясь поднять глаза на его лицо.

— Пошли, — сказал он, и я послушно пошла за ним.

Он шел не оборачиваясь, как будто был уверен, что я за ним побегу. Мне стало обидно, я говорила себе, что лучше мне пойти на занятия.

Я еще не видела, чтобы парни в городе так модно одевались. На Махаче была коричневая кожаная куртка с рыжим мехом и светло-голубые джинсы. Хоть на мне и была шуба, после разговора с Шамилем я начала чувствовать себя оборванкой по сравнению с Махачом.

— Садись, — он подошел к низкой синей машине.

Машина была слишком низкой. Мы сидели и молчали, а я радовалась, что у машины темные стекла и никто меня в ней не видит. От Махача пахло тонким одеколоном. Я уже начала узнавать этот запах. Ни от кого больше так не пахло. Когда я дышала им, мое сердце плавилось.

Я повернулась — он смотрел на меня. По его взгляду я сразу поняла, что он все знает. Если бы было можно, я обняла бы его, так в этот момент мне стало его жалко. Вместо этого я закрыла лицо руками и стала плакать.

— Что ты теперь плачешь? — спросил он.

— Я думала, с тобой что-то случилось, я думала, что ты там меня ждешь, — сквозь слезы сказала я.

— Ты думала, что я потащу тебя в «Кальянную»? — спросил он.

— Я же не знала, куда он меня везет. Он сказал, что хочет про тебя что-то важное сказать. Я испугалась и поехала. Клянусь тебе, Махач! — Я впервые назвала его по имени.

— Ты думаешь, я сам бы к тебе не приехал, а послал его? — спросил он.

— Я всю неделю про тебя ничего не знала, я думала, с тобой что-то случилось. — Я стала плакать еще сильнее.