Дневник смертницы. Хадижа

Ахмедова Марина

— Ты давай тоже не гони, — еле слышно сказал дядя. Он всегда говорил тихо, когда собирался отказать. — Генерал тоже не тот человек, к которому можно с таким разговором подойти. Наказать может…

— Ва! Если не к таким людям ходить, к кому ходить? — громко спросил тот мужчина. — Он по тройному тарифу заплатит…

Мое сердце билось о поднос. Было такое чувство — если я сейчас уберу поднос, сердце вывалится мне под ноги. Сзади послышались шаги. Я отскочила от двери и пошла навстречу шагам по коридору.

— Красавица, красавица, —

негромко сказала женщина, поравнявшись со мной, и противно сощурилась.

На кухне тетя резала апельсины кружочками. Когда она повернулась ко мне, ее щеки были в пятнах.

— Ты что меня позоришь? — злым шепотом спросила она. — Что ты возишься два часа с подносом? Что с тобой сегодня?

— Кажется, я что-то не то съела. Живот болит, не могу, — сказала я. — Можно я пойду полежу?

— Ты с ума сошла?! — Тетя чуть не задохнулась. — Что люди скажут? Что им больную невесту подсовывают?

— Тетя, я не собираюсь за их сына замуж!

— Что ты сказала?! — Тетя так дернулось, что из-под платка ей на глаза упали волосы, она подула на них, чтобы откинуть. Руки у нее были в апельсиновом соке. — Тебя кто спрашивать будет? — продолжила она шептать так, чтобы, кроме кухни, ее нигде не было слышно. — Еще как выйдешь, и спасибо мне скажешь, что я тебе такую партию нашла. Неблагодарная…

— Тетя, я благодарная, просто…

— Иди, быстро неси тарелки, кому сказала!

Я поставила на поднос тарелки с соленой черемшой и помидорами. Аллах, что они говорили про Махача? Какой тариф? Какие списки? Причем тут Махач вообще? Я хотела бежать в свою комнату, схватить трубку и позвонить ему. Но тетя за мной следила. От нетерпения я сходила с ума.

Гости ушли поздно ночью. Как я ни старалась, больше ничего не смогла услышать. Когда тетя и эта женщина сели с мужчинами за стол, они перестали говорить о работе. В городе во многих семьях женщины могли сидеть за столом с мужчинами.

Прежде чем я ушла в свою комнату, мне пришлось собрать со стола тарелки и вымыть их. Я все делала очень быстро, как будто во мне подключилась новая батарейка.

— Ты смотри, — с подозрением следила за мной тетя. — При гостях двигалась еле живая, а теперь бегает, как будто завели. Я тебе говорила, ты мне еще спасибо скажешь. Такой парень, такой парень — машалла-машалла…

— А ну быстро положи! — крикнула тетя, когда я принесла веник, чтобы подмести с пола крошки. — Ты не знаешь, если ночью полы подметать, за чабана замуж выйдешь?!

— Тетя, оставь, да, эти глупости, — сказала я, убирая веник.

Только-только за мной закрылась дверь моей комнаты, я схватила трубку и написала Махачу: «Мне надо с тобой поговорить! Что-то случилось». Не успела я отправить эсэмэс, как трубка завибрировала. «Быстро говори что», — написал Махач. «Я не могу сейчас», — ответила я. «Завтра утром возле университета», — написал он.

Я думала, что не буду спать всю ночь — мучиться, думая о подслушанном разговоре.

Я переживала за Махача еще больше, чем из-за сватовства. Если Махач не поговорит с отцом в ближайшее время, тетя выдаст меня замуж без моего согласия. Я лучше в речке утоплюсь, чем выйду за другого! Я вспомнила, как в детстве к нам в дом приходили Курбатовы сватать мою мать. Теперь я понимала, почему она все время молчала в те дни. Бабушка заставляла ее так же, как теперь тетя хочет заставить меня.

Машина Махача стояла прямо напротив входа в университет. Раньше он ставил ее подальше от любопытных глаз. Хотя иногда от злости мне хотелось, чтобы он подъехал к самому входу, чтобы Сакина увидела нас.

Когда я вышла из маршрутки, Махач выскочил из машины.

— Давай быстро садись, — сказал он.

Я никак не могла привыкнуть к его низкой машине — сидеть было неудобно, мои колени почти доставали до подбородка. Махач завел ее, и мы поехали. Мы часто просто катались по городу.

— Рассказывай! — приказал он.

— Меня хотят засватать, — я начала плакать.

— За кого? — спросил он так спокойно, что мне стало обидно.

— За какого-то из Москвы… — ответила я через слезы.

— Хадижа, хватит постоянно плакать! — прикрикнул он.

— Аман, ты что на меня кричишь? — я убрала руки от лица.

— Я тебя сто раз просил, не говорить «Аман»! Ты же в университете учишься, а разговариваешь как сельская бабушка… — Махач стал смотреть на дорогу.

Я отвернулась к окну.

— Ты сказала своей тете, что не хочешь выходить за него? — спросил он.

Такое у меня появилось чувство, как будто он на меня очень злой и только сдерживается, чтобы не закричать.

— Я сказала, что не хочу… — еле ответила я.

— Если ты сказала, почему она тебя за него выдает? — с раздражением спросил он.

— Аман! Махач! Значит, когда тебя спрашивали, хочешь ли ты жениться на Сакине, ты сказал «хочу», и поэтому ее за тебя засватали?! — крикнула я, перестав плакать.

— Ты, дурочка, на меня голос не повышай. У меня с утра и так настроение плохое.

— Тогда останови машину, я выйду. Катись к своей Сакине, она тебя заждалась. Ничего, я выйду замуж за кого сватают. Ты еще у меня посмотришь. А ты — хайван, оставайся со своей змеей, — гордо сказала я, сама не веря в то, что говорю ему такие слова, хотя знала, что без него я умру.

Махач ничего не ответил. И тогда со мной случилось то, что случалось всегда. Я бы полжизни сейчас отдала за то, чтобы помириться с Махачом и остаться в его машине. Но делала я все наоборот.

— Останови машину! — еще раз повторила я. — Дай мне выйти!

— Никуда ты не пойдешь. Сиди на месте, — его голос стал усталым.

В этот момент я готова была умереть от жалости к Махачу, так я его любила. Но я отвернулась к окну и не сказала ни слова.

— Хадижа… — позвал меня Махач.