Дневник: Воспоминания о кампании 1914–1915 годов

Розеншильд фон Паулин Анатолий

9-го августа привели из разных мест человек 20–25 пленных нижних чинов и одного кавалерийского офицера. Последнего чины штаба дивизии пригласили к себе и накормили обедом. Нижних чинов всех по очереди опрашивали. Опрос производил поручик Лбов как отлично говорящий по-немецки и штабс-капитан Слагис (114-го полка), назначенный мною комендантом штаба дивизии [64] для наблюдения за порядком и для всех распоряжений по части военнопленных. Показания записывались и вместе с отобранными записными книжками и погонами представлялись в штаб корпуса.

64

Дивизионный комендант – должность, учреждавшаяся по штатам военного времени при штабе дивизии. В его ведении находились жандармская команда и обоз, также подчинялись все находящиеся в расположении дивизии маркитанты, торговцы, ремесленники и прочие частные лица. Комендант имел право подвергать их в случае необходимости аресту не более одного месяца, а также денежным взысканиям не более 100 рублей.

Наши солдаты с громадным любопытством

смотрели на в[оенно]пленных и относились к ним дружелюбно. Офицер и раненые были отправлены на подводе, остальные пешком в сопровождении конных гусар. 10 и 11 августа приводили также по несколько человек, и всех их отправляли таким же порядком. Обратили внимание, что все они были хорошо одеты.

Прибытие 116-го Малоярославского полка (кажется, 9 августа)

Получили телефонограмму из штаба корпуса с уведомлением, что пришел Малоярославский полк, причем спрашивали, куда его направить. Я указал Альт Катенау, так как здесь были огромные помещения с[ельско]х[озяйственной] школы. Около 2 часов дня поехал встречать полк в Катенау и приветствовал его с прибытием. Оказывается, в день бегства 28-й дивизии и кавалерийской бригады Орановского полк как раз подходил к Пилкаллену. Движение его было замечено с немецкого аэроплана, и, так как направление его было угрожающим для немцев, напавших на 28-ю дивизию, то они, сделавши свое дело, как оказалось потом, отступили, и этим 116-й полк оказал большую услугу дивизии. Кроме того, ему удалось прекратить панику в некоторых обозах 28-й дивизии и спасти часть их. Прибытие полка произвело на всех радостное впечатление. Теперь дивизия была почти в полном сборе. Не хватало по 2 роты в каждом полку, оставленных в тылу согласно мобилизационному расписанию для охраны ж[елезных] д[орог]. Невзирая на то что для этой цели уже прибыли ополченские части и что я настойчиво и беспрерывно просил об их возвращении, некоторые роты вернулись в свои полки лишь в ноябре 14-го.

Заключение о бое под Шершиненом

Человек должен быть откровенен, и я промолчать не могу о главной сути, сути, от которой зависел успех на войне. С такой подготовкой мирного времени, с такими малосведущими, нерешительными начальниками, с таким никуда не годным Генеральным штабом, с таким составом нижних чинов, удирающих в тыл при первой возможности и поддающихся панике от каждого снаряда, не только нельзя ни на что решаться, мало-мальски требующего разумного распорядка, знания, а тем более упорства и риска, но дай только бог сохранить с ними хоть лицо, то есть заставить их достигать простейшие цели и не давать им разлагаться. Это удалось мне с большим трудом. Но те части соседних дивизий, которые [я] наблюдал кругом себя, этого совершенно не достигали, и я увидел полную деморализацию и развал некоторых из них. Кто встряхнулся в Маньчжурскую войну, тот, если он не нагло самоуверен или не окончательно глуп, должен был почувствовать и увидеть, что, пока у нас все не перевоспитается, до тех пор мы ни на какую войну не способны. Вся военная система неправильна, вся подготовка народа ложна. Бахвальства всякого рода и ура-патриотизм без конца, а подкладки никакой.

Отъезд генерала Гандурина

Во время стоянки в Альт Катенау генерал Гандурин получил предписание немедленно отправиться в Брест-Литовск на должность командира бригады во вновь формируемую 80-ю пехотную дивизию, которой командовал генерал Чистяков. Ввиду этого, а также неспособности командира 113-го полка полковника Калишевского [65] , который сам распоряжаться не мог, я возобновил ходатайство об его отчислении и приказал полковнику Ольдерогге, которого за бой у Шершинелена я представил к Георгиевскому оружию, находиться безотлучно при Калишевском, в качестве помощника, советчика и преемника.

65

Автор искажает фамилию, правильно – Калишевич.

Выступление из Альт Катенау

Кажется, 10 августа мы выступили из Альт Катенау. Утро было солнечное, хорошее. Вообще, погода благоприятствовала. Накануне вперед был выдвинут Малоярославский полк, и теперь он шел в авангарде. Под его прикрытием я обогнал все прочие части и рысью проехал в Ворупенен. Здесь были следы только что оконченного боя. Я осмотрел позицию немцев, причем обратил внимание на два обстоятельства: пехотные окопы были так применены к местности, что всюду давали косой, фланговый и даже перекрестный огонь, а артиллерия – легкая батарея – стояла в 100 шагах позади окопов, благодаря чему она могла действовать на огромное расстояние, тогда как наша артиллерия норовила стать подальше от пехоты, чуть не на пределе. Когда я потом постоянно указывал [на] этот пробел, то артиллеристы откровенно высказывали, что они становятся далеко, так как не доверяют пехоте. Вот печальное мнение, которому, однако, нельзя отказать в отсутствии оснований. Заметили еще, что окопы немцев были расположены не далее 200 шагов перед деревней, и поэтому поражение от нашей артиллерии, имеющей такой отличный ориентировочный пункт, как ряд домов, расположенных на горе, было огромное, о чем можно было судить по массе воронок, валяющимся стаканам и вдребезги разбитым постройкам, а также по следам крови повсюду.

Шли весь день без боев и ночевали в деревне Кл[яйн] Бершкурен (кажется), к северу от Гумбинена. Последний был оставлен противником и о присутствии его никаких сведений не имелось.

Движение к Инстербургу

На следующий день продолжали движение. По плохой дороге и бродам переправились через Писсу и вышли на шоссе, идущее из Инстербурга в Гумбинен, к югу от огромного Цулькинерского леса [66] . Здесь я остановился на маленьком хуторке близ шоссе и пропускал мимо себя части.

66

Цулькинерский

лес – ныне Майский лес возле города Гусев Калининградской области Российской Федерации.

В авангарде шел Старорусский полк с саперной ротой. Вперед к Инстербургу и на переправу через р. Инстер были высланы разъезды, с последним поехал командир саперной роты, которому еще с вечера приказано было подтянуть мостовой парк. Погода стояла отличная, солнечная.

Прибытие генерала Малео [67]

В то время, когда я находился на хуторке и пропускал полки, мне явился командир 28-й артиллерийской бригады генерал-майор Малео и доложил, что за отступление 28-й дивизии он был отчислен от командования бригадой и командирован в мое распоряжение. Малео я совершенно не знал и поэтому просил Савича сказать мне откровенно, что это за человек и подготовлен ли он к управлению войсками, кроме артиллерии. Савич дал хороший отзыв и сказал, что он очень толковый. Ввиду этого, поговорив с ним, я назначил его временно командиром 1-й бригады вместо Гандурина. Но с первых же дней я убедился, что он не только не толковый, но просто ничего не понимает, и можно только удивляться, что такого генерала могли держать на службе. Впрочем, у нас такими хоть пруд пруди [68] . В очень скором времени я у него бригаду отнял, и он ездил за штабом дивизии, будучи ни при чем. Иногда я давал ему некоторые поручения, большей частью по поверке и инспектированию обозов и парков. Слава богу, что за это время не было боев, а то он мог бы наделать немало беды. При движении на Инстербург мы стали встречать беспрерывные обозы возвращающихся местных жителей-беженцев. Ехали большей частью старики, старухи и дети в огромнейших телегах, наполненных имуществом и с привязанным сзади скотом. Это было целое переселение народов; ехали они серьезные, не кланялись, большинство ужасные уроды, а старухи – форменные ведьмы. Подростков было очень мало. Впечатление очень грустное. С другой же стороны, было несомненно, что мы пропускаем себе в тыл массу шпионов, но распоряжений никаких не было, и они ехали беспрепятственно.

67

Автор искажает фамилию, здесь и далее речь идет о генерал-майоре Маллио.

68

Так в тексте. (Примеч. ред.)

Прибытие в замок Георгиенбург

Около 4–5 часов дня (11 августа) мы проезжали мимо Инстербурга. Каменные мосты через Ангерапп и через Инстер были взорваны, но очень [не]искусно: быки были целы и только один из пролетов подорван так, что одним концом он оставался на месте, а другим упирался в дно реки. Исправление было не трудно. На окраине города у моста стояло много жителей, особенно женщин, со злобой смотревших на нас. Река Инстер оказалась ничтожной, с глубоким бродом у моста и более мелким, несколько выше. Саперы уже приступили к постройке моста на козлах, выше каменного, но мостовой парк их не пришел. Осмотрев участок реки, я переправился по глубокому броду и, поднявшись от реки, въехал в ворота роскошного замка Георгиенбург. Пока мы стояли еще у реки, подъехал один из разъездов из Инстербурга и доложил, что при проезде через город некоторых разъездов в них стреляли жители и что в других местах напаивают наших солдат. Вследствие этого, приняв меры, чтобы никто в город не проникал, т. к. таковой находился в районе 28-й дивизии, я обо всем донес Смирнову. Место для бивака главных сил было указано на левом берегу р. Инстера. Сам же замок оказался огромным и роскошным как по помещению, так и по обстановке. Говорили, что здесь постоянно останавливался Вильгельм.

Мы застали свежие следы только что бывшего пира. На накрытых столах в разных комнатах разбросана была посуда с остатками еды, главным образом, бесконечное количество бутылок всевозможных напитков и всюду масса бокалов. Из занятой мною комнаты был превосходный вид, и от окна спускалась отвесная скала в долину реки. Весь бивак был отлично виден. Вокруг огромного двора были поистине царские конюшни прекрасного конского завода. Лошадей вывели, но оставили несколько старых производителей. Один из них с невероятной яростью налетел на нашего толстого жеребца, запряженного в стратегическую двуколку, и изгрыз его, а в двуколке поломал оглобли. Насилу их розняли, причем негостеприимный хозяин сильно поплатился. Другого жеребца колоссального роста захватил один казак вместо своей лошади и тут же стал его выезжать. К замку с одной стороны примыкал великолепный, тенистый парк. Вообще все было солидно, красиво. Я указал огромную площадь под бивак (на левом берегу Инстера), но войска при подходе стали располагаться там вплотную, благодаря необдуманности начальника колонны главных сил (генерала Орла), как на маневрах. В случае воздушной разведки или появления цеппелина все было как на ладони. Поэтому вопреки всем правилам пришлось раздать войска на бивак.

Саперный мост и устройство импровизированной переправы

Уже с 4–5 часов саперы строили мост. Ширина Инстера в этом месте была шагов 15, берега твердые, крутые, удобные для устройства моста, дно также твердое, материал для козел и для настилки достали, и все-таки ничего не выходило. Уже темнело, а мост не был готов, мостовой парк тоже не подходил. Сразу выяснилась слабая подготовка саперной роты. Наконец, около 9 часов вечера начали переправлять на руках одно орудие. Но, как только его вкатили, мост пошатнулся – едва спасли орудие. Мне пришлось еще два раза лично ходить на постройку и всыпать приличную дозу перца, пока, наконец, в 2 часа ночи смогли начать переправу. Сразу заметивши, что саперы работают неумеючи, я еще в 6 часов вечера приказал 1-й роте 115-го полка (штабс-капитан Фалеев) улучшить брод ниже каменного моста при помощи черепиц с крыши тут же находившегося огромного здания. Работу эту организовали так хорошо, что уже вечером была готова отличная переправа в виде плотины поперек реки, которой и воспользовалась пехота и обозы.