Дневник
Шрифт:
От брата – ни слова. Я даже не думаю о нем. Je le vis tout simplement [744] . Мне тяжело. Гордо, светло и неулыбчиво.
Тоска. Очень большая тоска. А сказать некому – и поговорить о себе не с кем. Впрочем, это и хорошо. Постоянно слышу чужие признания и вижу чужие обнажения. Не надо. Человек должен быть один – один – один.
Перечитала «Bel-Ami» [745] . Посмотрела чудесные американские издания 1941 года – библиография для детей. Как там любят ребенка, как понимают его и как высоко, высоко ставят!
744
Переживаю это просто (фр.).
745
«Милый
Давно не была в Доме писателя – да там ничего интересного и нет сейчас, все заняты большим огородным хозяйством на Всеволожской. А зимой тоже ничего интересного не будет, потому что все будут заняты дровами, теплом, водой, логовом и жратвой.
Если бы отодвинуть врага на пушечный выстрел от города! Если бы закончить блокадные дни Ленинграда!
Вряд ли. Недавно беседовала с фронтовиками: говорят, что отсюда германцев ничем не выкурить, что укрепились так замечательно и так добротно, что даже семьи офицеров приехали на жительство. Gruss auf Peterhof! [746] С ума сойти! Укрепления строили советские люди. Укрепления заняты немцами в конце лета 1941 года, в момент панической трагедии с 8-й армией [747] и бестолковым стадом несчастных ополченцев. Укрепления повернуты на Ленинград и сцементированы так, что, кажется, напоминают некую линию Мажино.
746
Добро пожаловать в Петергоф! (нем.)
747
В ходе наступательной операции советских войск Волховского и Ленинградского фронтов, проведенной с целью прорыва блокады Ленинграда (19 августа – 10 октября 1942 г.), 8-я армия попала в окружение и была практически уничтожена.
В Петергофе сгорели все дворцы, разрушены все фонтаны, изведены все парки. В Петергофе устраиваются какие-то празднички на заливе, катаются на лодках, висят флажки.
В Ленинграде ходят детские экскурсии, поют марширующие девушки, в магазинах выставлены дамские шляпы, происходят футбольные матчи и спортивные состязания.
А всюду снаряды, снаряды, снаряды. Да. Видимо, жизнь все-таки сильнее смерти.
Болит голова. От времени до времени чудовищным грохотом вспыхивает выстрел и тоненько свистит пролетающий снаряд. Разрыв где-то далеко.
На днях много жертв было днем, на Финляндском. Говорят, сгребали их потом лопатами.
В недообстрельных районах по радио передавалась «Шахерезада» и вальсы Шопена.
Интересно, должно быть, выжить в нашем городе!
2 августа, вторник, 14.30
Чудесная погода, когда так хочется быть на воздухе, так хочется пойти куда-нибудь к зелени, к просторам, к небу – и нельзя: страшно. Ходить по городу страшно. Уже две недели город под непрерывным обстрелом – с отдыхом для орудий и прислуги, «с обеденным перерывом», как невесело шутят ленинградцы.
Собственно говоря, город просто расстреливается – методично и хладнокровно.
Собственно говоря, в состоянии «артобстрела», с «движение прекратить, населению укрыться» надо держать все районы с утра до утра.
Перефразируя Тихонова:
Сегодня до бешенства – полперехода, Отсюда до мира – как до луны [748] .А город живет, работает, ходит за продуктами, ходит в театры и на службу, влюбляется, судится и лечится. Странный город. Странные люди. От бреда.
748
Перефразированные строки из стихотворения Н. Тихонова «Полустанок в пустыне Каракум» (из цикла «Юрга» 1928–1930 гг.).
Настроение очень неважное.
Днем – снаряды. Ночью – снаряды. Ночью – обязательные теперь к полуночи воздушные налеты.
Оказывается, трудно не жить,
4 августа
День св. Чекиста [749] . Вспомнила утром, решила повспоминать попозже – не удалось, забыла. Температурю – 37,8°. Бешеные боли в левом виске. Обстрелы не прекращаются. Лежала весь день. Вечером – Гнедич, дистрофический ученый Могилянский (марксист из Публичной библиотеки, который верит в икону Пантелеймона и у которого до благополучного конца войны целый ряд табу: не бреет бороды, не читает русских книг, не покупает книг – еще что-то).
749
Островская называет святым чекистом св. Доминика, основателя ордена доминиканцев, которому в XIII–XIV вв. подчинялась инквизиция. Доминиканцы считали себя «Псами Господними» (Domini canes). День св. Доминика католическая церковь отмечает 6 августа, но Островская делала это 4 августа (см. запись от 4 августа 1933 г.)
Через него необыкновенное и радостное: Рейтц жив, жена его тоже, где-то в пространствах России, пишут к себе, в опечатанную квартиру.
А почему не пишет д-р Р[ейтц] мне? Видимо, думает – вне Ленинграда, тоже в пространствах.
5 августа
Открытка от брата: п/п 640 147. Письмо от 27.VIII. Шло девять дней. Думаю: под Москвой, в польской дивизии Берлинга [750] (а потом – в анкетах – если выживет – не опасно ли (?) будет упоминать об этой самой дивизии на вопрос: «Ваша служба в иностранных армиях?»). Пишет: «Настроение ровное, хорошее. Здоровье тоже».
750
В мае 1943 г. постановлением Государственного Комитета обороны была сформирована преимущественно из бывших польских граждан, находящихся на территории СССР, и советских граждан польского происхождения польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко под командованием полковника С.Х. Берлинга.
Снаряды на Фурштадтской, на Озерном переулке – рядом – в садике детдома, где раньше стоял деревянный исторический особнячок: Белые голуби и Александр I [751] .
Зовут по телефону Тотвены. Нет. Боюсь улицы.
Ксения слегка контужена снарядной волной: при наклоне головы резкие головокружения.
Киса выходит замуж – за старого любовника, за «народного». Мадам Папазян! Умница – и какая ловкая и умелая хватка! Телефон с нею.
7 августа, суббота
751
В этом здании с 1817 по 1820 г. собиралась община скопцов, которые называли себя «белыми голубями». По легенде, здесь бывал император Александр I.
Обстрелы. Советские войска заняли Орел и Белгород. И Кромы. И что-то еще. Союзники в Сицилии вступили в Катанью, и мировой красавец Иден в парламенте распространяется на щекотливые темы: при безоговорочной капитуляции Италии правительство ее все-таки признано не будет, хотя капитуляция может быть почетной и проч.
Муссолини и его армия лопнули. Где Муссолини – неизвестно. Фариначчи якобы перехватили на границе.
Письма брату. Ночевали Ксения и Гнедич.
Обещала быть сегодня у Тотвенов – и вот не еду: Ксения сказала, что снаряд попал в дом по ул. Перовской, по нечетной линии Тотвенов – значит, заколпинские (думаю так) снаряды имеют и теперь досягаемость. Не еду. Не могу. Травма.
На улице не бываю совершенно.
Сейчас выпила водки и чувствую себя прекрасно. Попрошу у старика кокаин. Тогда будет море по колено… Нервная система сдала. И я, видя и зная это, даже не борюсь: пусть – все равно!
Творческие настроения – да как тут писать, когда все время ждешь: вот-вот начнется опять…
Тоска, тоска.
Выдержать бы внутренне – боюсь, что моя капитуляция уже началась. Непрестанно – мама, мама. Господи, как мне тяжело без нее, как человечески тяжело и одиноко…