Дневник
Шрифт:
В Литературке была рецензия на «Три сестры» с похвалой Эмме (Туровской[108]). <…>
25 июня. Все-таки удивительно, что мои гусарские песенки дают мне от 75 до 100 рублей в месяц довольно регулярно. И на том спасибо! <…>
По случаю юбилея пресловутого монаха Менделя во всех газетах статьи. И в «Правде» тоже. <…> «Менделисты» берут полный реванш.
Вчера Лева рассказывал о беспокойстве внутри редакции «Нового мира». Боятся ухода Твардовского. Придирки цензуры усилились необычайно: работать стало более чем трудно. <…>
Не звонил в этот приезд И. Г. и жалею об этом.
[рассказ ему Храбровицкого об историке А. Зимине и его «Слове о полку…»[109]]
29 июня. <…> По словам Д. Е. [Максимова], в спецэкспертизе, погубившей Гуковского[110], повинны Бердников, Днепров и некто Лебедев.
Дождливо. Болит сильный фурункул на груди справа. <…>
А в «Новом мире», говорят (Лева), плохо. Цензура усилила нажим невероятно. Ей сейчас даны большие права. Будто бы Твардовский, находящийся в Барвихе, охладел к журналу и боятся даже его добровольного ухода[111]. <…> Похоже, что на ближайшие полгода журнал будет скучнейшим, а что дальше — никто не знает…
30 июня. <…> А Лева по-прежнему живет изо дня в день и ничего не делает. Сейчас будет бегать на фестиваль. Думаю, что Люся ему вредна: с ней он одомашнивается, ничего не хочет, удовлетворяется минимальным заработком за пустяковые рецензии и чтением стихотворного самотека в «Новом мире». А ведь он стоит большего. <…>
Он умный, добрый, но безвольный человек[112].
2 июля. Вчера вечером у Л. Я. Гинзбург. Она читает отрывки из своей новой вещи (не умею назвать жанр) о блокаде[113]. Это очень умно, остро и талантливо. Ища влияний, я назвал Пруста. Она сама добавила Толстого.
[она отзывается о книге АКГ: ] Л. Я. находит за «общей ласковостью тона» некоторое «лукавство художника», рисующего объективный портрет Б. Л., не боясь всяких красок и, хотя как будто такая цель прямо не ставится, показывающего его огромный и всеобъемлющий эгоцентризм. Согласна с каждым словом о романе «Доктор Живаго» и говорит (уже не первая — то же и В. Ф. Панова и др.), что я первым объяснил ей связь желания «быть как все», тоски по большому читателю, — с корнями художественной манеры романа. Ее мнение — одного из умнейших читателей — мне дорого. Анна Андреевна вернулась в Ленинград и сегодня Л. Я. идет к ней. [АКГ достает у Рахлина «толстый синий том» изданного Пастернака] Комментарий мог бы быть лучше. Я холодно отношусь к Ивинской, но не назвать ее имя в комментариях к многим ей посвященным стихам — это почти хамство. Не названо и имя Бухарина, которому посвящались «Волны». И все же хорошо, что этот том вышел. К удивлению, в нем помещено и «В больнице».
3 июля. <…> С наслаждением читаю Пастернака. <…>
Тянет писать пьесу. Давно уже не было этого чувства.
5 июля. <…> Вчера сборная Бразилии выиграла в Москве у нашей сборной со счетом 3: 0. Иногда скучаю по футболу, кот. в конце 40-х и в конце 50-х годов занимал в моей жизни порядочное место. Сегодня в Москве открывается международный кинофестиваль.
7 июля. <…> Б-ий[114] третьего дня мне сказал: — А вы знаете, А. К., что в а м и торгуют?..
9 июля. <…> В этом году почему-то нет в продаже болгарских помидоров, которыми три года подряд (или больше) наши магазины были завалены. <…>
13 июля. Пишу не без удовольствия «Кина». Пишется кусочками, почти не связанными друг с другом. Буду соединять при переписывании набело. Написал уже почти лист, видимо, хотя пока трудно сосчитать. <…>
14 июля. Открытка от Надежды Яковлевны.
15 июня. <…> Ужасная ночь. Под влиянием вчерашней читки пьесы Штейна и еще чего-то у Эммы полуистерическое состояние. Никаких серьезных оснований к этому нет: ей везет, и заслуженно, но потребность чувствовать себя несчастной у нее так привычна, как у меня обратная потребность. Все это довольно скучно, в конце концов.
Пьесу Штейна «Вдовец» труппа БДТ приняла неважно. Говорили, что дешевка, подделка и т. п. Но против тоже никто не высказывался. <…>
Н. Я. зовет в Верею.
18 июля. <…> [АКГ о пребывании Сартра в Москве] просто французик, говоривший банальные любезности. <…>
Болит левая нога в бедре. Не то прострел, не то что похуже.
21 июля. <…> По словам Копелева, очень интересен архив Вс. Иванова. Он огромен. Тут и дневник почти за всю жизнь, много набросков, готовые законченные вещи, переписка. <…>
Вся Москва две недели жила только кинофестивалем: все бегали по просмотрам.
25 июля. Дождливый денек. Работаю.
30 июля. <…> Письмо от Н. Я. о Верее.
<…> Я не бездельник, но 3/4, если не 5/6 делаемого не реализуется практически. А время идет. Надо надо всем этим всерьез задуматься. <…>
Н. Я. пишет, что в Воронеже хотели выпустить «Воронежские тетради» Мандельштама, но главк издательский запретил со ссылкой на то, что М-ма будто бы печатает «Библ-ка поэта», а она и не чешется. Обычная уловка.
4 авг. В воскресенье 1-го приехали с Эммой из Лен-да. Три дня суеты и беготни по городу. <…>
Вчера ночью Эмма уехала. Эпопея с билетом. Перед ее отъездом глупо поссорились, но я не виноват. Остался с чувством усталости и жаждой одиночества. К тому же все дни болело сердце.
6 авг. Сижу на даче и не еду в город.
Сегодня ночью шел дождь и сад в предрассветном шуме и шелесте был удивителен. Открыл окна на верхней террасе и смотрел и слушал. Господи, что еще нужно человеку.
Привез из Лен-да почти все свои папки и приводил два дня подряд в порядок бумаги. Огромный же у меня архив.
Хочется пожить здесь одному, подумать, пописать.
9 авг. <…> Умерла Фрида Вигдорова. Она была хорошим человеком. <…> Фрида долго болела и мучилась. Все тот же зловещий и страшный рак.
<…> Письма от Беньяш и от Н. Я. Мандельштам.
Н. Я. пишет, что совсем потеряла оптимизм и живет уныло. Хорошая старуха!
Встретил в метро Валю Португалова. <…> [хвалит прочитанную книгу Стейнбека «Путешествие с Чарли»] У нас такая книга невозможна и больше всего невозможна ее интонация: спокойная, самоуважительная, — мы или кричим в негодовании, или хвалимся и слащаво восторгаемся. В книге этой есть нечто глубоко и неподдельно демократическое.