Дневники 1928-1929
Шрифт:
<Зачеркнуто>Старуха Екатерина Михайловна решила сдать комнату, ей нашли жильца, но шепнули между прочим, что он онанист. Екатерина Михайловна не знала, что это значит, но как-то не посмела спросить, а когда он пришел, испугалась и отказала. После того она пришла к нам и спросила жену мою и ужаснулась, когда узнала.
— Слава тебе, Господи, что отказала, — сказала она и перекрестилась.
Наказ детям: чем люди занимаются.
Екатерина Михайловна получала пенсию за 40-летнюю государственную службу ее покойного мужа. Пенсия
Полонский.
В гостинице «Маяк» есть парикмахер из евреев. Я пришел к нему поправить бороду и начал объяснять: так надо и так. Он оборвал меня: «Прошу вас не указывать мне: я парикмахер и знаю лучше вас, какая нужна вам борода». Полонский очень похож на этого парикмахера.
9 Декабря.Стоят мягкие дни — около 1 гр.
Вчера в течение часа порошило. Мы с Яловецким и Петей ездили в Бобошино. Там было множество охотников, их собаки не дали гонять Соловью, и мы вечером явились пустые.
Приходил С. Т. Григорьев, человек очень неглупый, но из всех сил старается перемудрить себя самого.
В лесу все думал о Claudophora. Можно себе представить, какая смута в головах у мужиков пошла, когда из-за этих шаров был поставлен вопрос о прекращении осушки болот.
<На полях>«Кащееву цепь» Андрюше и Дунечке.
Узнать в Огоньке: 1) Острый, 2) Новый рассказ.
Писать можно о всем не потому, что все на свете неважно по существу, и дело лишь в мастере и как он напишет, нет, это распространенное мнение — путь к болтовне, я высказался об этом в том смысле, что о всем писать можно, что на свете все одинаково важно и достойно мастера слова.
Писать можно о всем не потому, что все на свете неважно, был бы мастер слова, а потому надо писать о всем, что все одинаково важно. У каждого мастера, однако, в материалах есть своя «суженая», и вне этой родственной связи с предметом описания писатель не художник, а беллетрист. И это, конечно, от удачных и талантливых беллетристов пошло такое циничное суждение: «неважно, о чем, а важно, как написать». Вот и пишут о всем безразлично, вводя в заблуждение начинающих. Отсюда, по всей вероятности, и началась эта жалкая беднота претендентов на творчество, представляющих себе словесное делание писателей каким-то жреческим заговором молчания о тайнах творчества, и если раскрыть этот заговор, то для всех, не имеющих таланта, откроется
Взгляните на жизнь бессловесных, прислушивайтесь к перекличке журавлей, улетающих в теплые страны: по одному нечленораздельному звуку вожака вся стая повертывает, какая сила в том звуке, каким он кажется нам прекрасным!
Так неужели же мне становиться на колени перед журавлями и просить:
— Журавли, раскройте мне тайну своего творчества!
Зачем спрашивать, мне и так видно: для вожака звук сам собой родился из необходимости действовать. Зато и знобит от восторга, когда слышишь этот повелительный крик. А как тоже по-иному оледенеешь, когда в темном лесу в тишине около полуночи услышишь крик какого-то схваченного живого существа, последний предсмертный крик. Или вот в заутренний предрассветный час вы услышите самый нежный детский лепет трепещущих листьев осины и от этого чудесного звука обернетесь к востоку и замечаете, что как будто там чуть-чуть побелело. Неплохо, если случится, поэту прислушаться к предрассветному трепету осины и написать свою зорю в городе, но невозможно методическое выслушивание осин на восходе.
14 Декабря.Клубника.
Вчера в 4 д. выехал, сосед прислал лошадь, повез его сын, молодой парень Жорж, в Хомяково. Он спросил меня:
— Что это, хомяки, это что ли, жили там, называется Хомяково?
— Был писатель Хомяков из помещиков — ответил я.
— Знаю, — сказал он — так что по фамилии писателя Хомяково названо?
Я очень удивился ответу извозчика и спросил его, как он может знать Хомякова. Он отвечал, что окончил 2-ю ступень, и у них был учитель хороший, все это проходили, даже славянофилов: Аксакова тоже знает.
— Почему же, — спросил я, — вы не учились дальше?
— За грехи отцов, — сказал он, — не приняли в местную школу, даже к экзаменам не допустили, и никуда мне ходу нет: у отца лавка была.
— А если бы пролетаризироваться? — сказал я.
— Научите, как?
— Оставьте отца и мать свою, уходите в другое место.
— А в паспорте сказано.
— Бросьте паспорт, вы молодой человек.
— Сам думал не раз: сесть в тюрьму, да вот осенью соблазнился мыслью, купил 1000 корней клубники и посадил. Это не от отца и матери: сам выдумал, и жалко бросать клубнику.
Мы поговорили с ним о клубнике, и дело оказалось ясным: на глине яблоки и груши не растут, а клубника растет прекрасно, и у прежних огородников много давала доходу.
— Это выходит по-американски, — сказал я, — может быть, и не надо пролетаризироваться?
— Вот и не знаю, — сказал он, — страшно пролетаризироваться и по-американски тоже не хватает, если по-американски, то надо со всей душой в клубнику. Тоже не могу… Русский человек, известно, чего-то дожидается и не берется за дело со всей душой, пока в слабое место жареный петух не <клюнет>.
В заключение сказал я:
— Видно, правда, что легче верблюду сквозь игольное ушко пролезть, чем богатому в Царство небесное.
Жорж посмеялся и сказал:
— Клубника только и удерживает от Царства небесного.
Хомяково. Пом. лесничего Альфред Викентьевич Катынский и Наталья Дмитриевна (ей 20 лет, ребенок 2-х лет, Дима). Обои оборваны собаками, полы немытые, собаки воняют. 75 р. жалованья, работа по канцелярии, в лесу и общественная безмерны. Лесничий получает 100 р. И все-таки работают, да как!