Дневники 1932-1947 гг

Бронтман Лазарь Константинович

Вчера вечером ко мне приехал Валерьян Новиков — начальник ПУ ГУСМП. Сидели до трех. Шел разговор об Арктике. Я снова жал на то, что нужно возродить романтику и фантазию в работе, иначе они превратятся в Главк Наркомата. Говорил ему, что надо твердого первого зама Дмитричу, называл Шевелева. Долбил об экспедиции, предлагал послать ледокол, возглавить Папаниным, цель — исследование белых пятен и поиск новых земель, просить разрешения в ЦК сделать ее правительственной.

Новиков во всем со мной соглашался.

11 июля.

Кое-как работаем.

Секретаря все еще нет, людей нет, вопросы эти Сиротину — нож к горлу. Все, что хочешь, но лишь бы ничего не решать.

7-го Поспелов послал к секретарю ВЦСПС Поповой — брать беседу о поездке во Францию. Был, сделал, сегодня напечатали. Молотов одобрил их работу, сказал «действуйте дальше, созывайте международный конгресс женщин».

Вчера отдыхали в Серебряном бору. Пошли купаться. Лерка Гершберг начал тонуть. Лида кричит «Лазарь!!» Я бросился в штанах, в ботинках. Час сушил документы. Обошлось — высохли.

14 июля.

Вчера говорил с Неговским. Жалуется, просит помочь. Сейчас он опять у Бурденко — в институте и в Академии медицинских наук.

— Раньше все помогали, потому, что я только начинал. Сейчас говорят: ты уже сам большой. А с фронта пишут об отличных результатах. Около 20 врачей действовали по этой методике и добились отличных результатов. Один врач в самом Берлине оживил двух после клинической смерти. Шуму!!

Сейчас печатаем награждение медиков. Неговскому дали Красную Звезду.

Был сегодня у Кокки. Он заехал за мной на своем довоенном «Оппельке» («Кадет»). За рулем — сам.

— Прошел 60000 км, а бегает, как новенький. Мотор без капиталки. Хочу наездить еще 100 000 км. В городе всех обгоняю.

— Был бы ты шофером — расписали бы, как стахановца, — пошутил я.

Володя ведет машину удивительно легко и красиво, без всякого напряжения, видно, что отдыхает за рулем. И машина отдыхает.

Попробовали разные коньяки. Отличные есть. Каждого по рюмочке гурманы! Слушали радио — увлекается, как ребенок. Сделал несколько снимков за столом.

Подбивал его на рекорд. Ухмыляется. Я ему доказывал, что если не он пойдут другие. Партии выгоднее, чтобы пошел он — его вся страна знает, не надо снова поднимать имя. И доверия у ЦК к нему больше.

— Я хочу сделать затравки, — говорит он. — Как в 1935 г. А потом пусть идут другие. Вот хочу пройти Москва-Ленинград за час. 640 км/ч. Моя мечта на одну-две минуты вылезть из часа, чтобы выговаривалось не «час», а столько-то минут.

— На чем?

— Думал на «Яке», а пойду, видно, на «Лавочкине». Только он сам еще не знает. Я ведь веду многие машины.

— Летаешь часто?

— Каждый день. Утром — в воздухе, вечером — в наркомате. И на неделе обязательно какая-нибудь петрушка. А, знаешь, я вот подумал: из стариков — я один летаю. Вот испытывал тут один агрегат, а он в воздухе рассыпался смеху было. Лавочкина тащил, помогал кое-что.

(Мысли про начало войны — собеседник неизвестен, лист отсутствует. С.Р.)

…Следовательно — тактической внезапности

немецкого удара быть не могло. Но стратегически — он был полной внезапностью. Они не знали — когда, где и какой удар будет нанесен. Армия, ожидающая в течение нескольких лет войны, перестала быть осторожной и мобильной. Удар последовал спустя час после объявления войны, когда армия находилась в лагерном положении, да и перестройка ее в готовность потребовала бы многих дней, а не часов. А мы обвалились со всем опытом войны: страшная артподготовка и авиаобработка, танковые армии в прорыв и т. д. Все полетело к шутам. Стратегическая внезапность была полная.

Вчера был в Тушино, на репетиции воздушного парада. Сидел рядом с Кокки, глядели групповой пилотаж тройки.

— Эх, придется мне опять подобрать пятерку или эскадрилью ребятишек и показать, как это по-настоящему делается, — сказал он.

— Треплешься?

— Нет, займусь весной будущего года.

Парад обещает быть интересным, хотя и очень профессионально-строгим. На правительственной трибуне встретил маршала Ворожейкина, маршала Астахова, генерал-полковника Шиманова, Шахурина, Ильюшина, Яковлева.

— Ну как, дойдет до зрителя? — спросил меня Ворожейкин.

— Большая нагрузка, надо дать — чем заполнить наблюдение, дать разрядку. Поставить зенитки, пусть стреляют, дать музыку.

— Это правильно, — и он тут же отдал приказание.

— Твоя пассажирская машина полетит? — спросил я Ильюшина.

— Нет. Еще не облетана. Через неделю.

— Огнев, вы приезжайте вечером ко мне, посмотрим вместе статью Новикова для вас, — предложил мне Шиманов.

С аэродрома заехал к Яковлеву на завод. Он показал мне статью, написанную ко Дню Авиации. Называется, кажется, «Нас ведет товарищ Сталин». Написана довольно содержательно, но довольно беспланово. Главная ценность в высказываниях т. Сталина. Два из них потрясающи и станут крылаты так же, как его «сын за отца не отвечает».

Вспоминается в статье, как некоторые руководители жалуются, что хороших кадров мало. т. Сталин ответил:

— Одних хороших кадров не бывает. Есть кадры хорошие, кадры средние, кадры плохие. Нужно уметь со всеми работать.

Другой пример. Надо было назначить куда-то человека. т. Сталину назвали фамилию генерала:

— А дело он знает? — спросил Сталин.

— Он честный человек, — ответили ему.

— Я не об этом, — сказал Сталин. — Дураки тоже честные бывают. Дело-то он знает?

В статье приводятся интересные воспоминания. Однажды т. Сталин спросил у Яковлева мнение о качестве английских и немецких истребителей. Это было году в 1939. Яковлев ответил. что ведущие истребители «Спитфайер» и «Мессершмитт» примерно одинаковы по летным данным, но на «Спитфайере» — пулеметы, а у немцев — пушки.

— Пушки сильнее, — сказал Сталин. — Нам нужно строить истребители пушечные и ставить калибр не менее 20мм.

Тогда появилась как раз отличная пушка Шпитального, ее и поставили.