Дневники Кэрри
Шрифт:
Лали подъезжает к моему дому на пикапе в девять часов вечера. Мы одеты в черные водолазки, черные джинсы и сникерсы. В небе светит полная луна. Лали дает мне пиво, я включаю радио, и мы начинаем громко подпевать, пытаясь перекричать музыку. Я практически уверена, что это будет лучший поступок, который мы когда-либо совершали, самый яркий момент нашей «выпускной жизни» — момент, который мы запомним, как сказала бы Синтия Вианде.
— Да пошла ты к черту,
— Пошла к черту старшая школа Каслбери! — кричит Лали. — Пошли к черту «инопланетяне».
Мы выезжаем на дорогу, ведущую к школе, со скоростью около восьмидесяти миль в час, пытаемся проехать прямо через холм по траве, но пикап буксует, поэтому мы решаем припарковаться на неосвещенной части стоянки. Пока мы вытаскиваем лестницу из багажника, я слышу предательский шум восьмицилиндрового двигателя, и рядом с нами останавливается Себастьян Кидд на своей машине.
Какого черта он здесь делает?
Он опускает стекло:
— Девочки, вам нужна какая-нибудь помощь?
— Нет.
— Да, — говорит Лали и взглядом приказывает мне заткнуться. Я отвечаю ей тем же выражением лица.
Себастьян вылезает из машины и облокачивается о капот. Он похож на леопарда, которого разбудили во время дневного сна. В подтверждение моих мыслей он сладко зевает:
— Долгая ночка?
— Можно и так сказать, — говорит Лали.
— Ты можешь сделать ее короче, если оторвешь свой зад и поможешь нам. Раз уж ты все равно не собираешься уходить, — добавляю я.
— Можем ли мы тебе доверять? — спрашивает Лали.
— Это зависит от того, что вы хотите мне доверить, — говорит он.
Когда мы в конце концов приставили лестницу к коровнику, к нам присоединяется Мышь с краской и большой кистью. Две яркие блуждающие по стоянке фары говорят о том, что приехала Мэгги. Мэгги никогда не может отличить, какой свет она включила — ближний или дальний, поэтому регулярно и слепит других автомобилистов. Она паркуется и поднимается на холм вместе с Уолтом и с Питером — Питер первым делом рассматривает краску.
— Красная? — говорит он, а затем, как будто мы не услышали его в первый раз, повторяет: — Красная?!
— Что плохого и красном цвете?
— Это не тот цвет, которым традиционно пишут год выпуска в Каслбери. Вы должны были купить синюю краску.
— Мы захотели красную, — противлюсь я. — Кто рисует, тот и выбирает цвет.
— Но это неправильно, — настаивает Питер. — До конца года я буду смотреть в окно и видеть год нашего выпуска в красном цвете вместо синего.
— Это действительно так важно? — спрашивает Себастьян.
— Красный цвет — это наш вызов. Это значит: да пошли вы со своими традициями, — говорит Уолт. — Я
— Точно, братишка, — кивает Себастьян.
Мэгги вкладывает руки на груди:
— Я боюсь.
— У меня есть сигарета, — замечает Уолт. — Это успокоит твои нервы.
— Кто принес выпивку? — спрашивает Лали. Кто-то, протягивает ей бутылку виски, и она делает большой глоток, вытирая рот рукавом кофты.
— Итак, Брэдли. Поднимайся, — командует Мышь.
Все вместе мы поднимаем головы и смотрим вверх. Оранжевая луна поднялась из-за крыши, которая теперь отбрасывает прямоугольную черную тень. В призрачном свете конек крыши кажется таким же высоким, как Эверест.
— Ты собираешься залезть наверх? — изумляется Себастьян.
— Брэдли была хорошей гимнасткой, — говорит Мышь. — Очень хорошей. Правда, пока ей не исполнилось двенадцать. Помнишь, тогда ты прыгала на гимнастическом бревне и приземлилась прямо на свою…
— Лучше бы я этого не помнила, — перебиваю я, украдкой глядя на Себастьяна.
— Я могла бы это сделать, но я боюсь высоты, — объясняет Лали. На самом деле это единственное, чего она боится, ну или, по крайней мере, признается она только в этом. — Каждый раз, когда я переезжаю мост в Хартфорд, я сползаю на пол, чтобы у меня не закружилась голова.
— А что, если ты одна в машине и ты за рулем? — спрашивает Мышь.
— Тогда она останавливается посреди дороги и трясется от страха, пока не приезжает полиция и не отбуксовывает ее машину, — говорю я, находя свою версию забавной.
Лали смотрит на меня недовольно:
— Это неправда. Если я за рулем, то это другое дело.
— Ага, — говорит Уолт.
Мэгги делает глоток виски:
— Может, нам стоит пойти в «Эмеральд». Я начинаю замерзать.
— О, нет. Только не сейчас, когда все практически готово.
— Ты иди в «Эмеральд», Мэгвич. А я собираюсь сделать то, зачем мы сюда пришли, — я пытаюсь говорить так, чтобы мои слова звучали как можно решительнее. Питер растирает Мэгги плечи, и этот жест не ускользает от внимания Уолта:
— Давайте останемся. Мы можем пойти в «Эмеральд» позже.
— Правильно, — поддерживает его Мышь. — Те, кто не хочет остаться, могут сваливать прямо сейчас. Те, кто хочет остаться, пусть просто заткнутся.
План очень простой: Лали и Питер держат лестницу внизу, пока я поднимаюсь. Когда я буду наверху, за мной поднимется Себастьян с кистью и банкой краски. Я делаю первый шаг: лестница оказывается очень холодной и рифленой на ощупь. Смотреть вверх, напоминаю я себе. Будущее впереди. Не смотреть вниз. Никогда не оглядываться. Никогда не показывать им, что тебе тяжело или страшно.