Дневники Кэрри
Шрифт:
— Чего?
— Быть милой с Гейл. Она настоящая заноза в заднице. Стоит тебе с ней заговорить, и ты никогда от нее не избавишься.
— Мне показалось, что она хорошая.
Я недоброжелательно смотрю на него, вспоминая, что он даже не поехал с Мэгги к врачу за противозачаточными таблетками. И несомненно, он чувствует себя виноватым.
— Если хочешь написать статью в газету, то можешь это сделать, — говорит он. — Мне кажется, что я твой должник.
— За то, что съездила с Мэгги к врачу? Думаю, да.
— Разве не
— Не знаю, — говорю я. — Что, если бы Мэгги забеременела?
— Этого я и пытаюсь избежать. Я думаю, я заслужил дополнительные очки за то, что являюсь хорошим парнем и заставляю ее принимать таблетки, — говорит Питер, как если бы он заслужил, чтобы его в знак одобрения похлопали по спине.
— Я думаю, что Мэгги и сама достаточно умна, чтобы знать, что ей нужно принимать таблетки.
— Эй, я не это имел в виду…
— Проехали, — раздраженно говорю я и вспоминаю ту девушку, которая все плакала и плакала после того, как сделала аборт. Парня, от которого она забеременела, там тоже не было. Я должна рассказать Питеру о ней, но и не знаю, с чего начать.
— В любом случае, это было очень мило с твоей стороны, — признается он. — Мэгги сказала, что ты ей очень помогла.
— Это тебя удивляет?
— Не знаю, Кэрри, — он мнется. — Я думал… я всегда думал, что ты… несколько дурашливая.
— Дурашливая?
— Ты всегда шутишь, придумываешь приключения на свою задницу. И я никогда не мог понять, что ты делаешь на занятиях по математическому анализу.
— Почему? Потому что я забавная? Разве девушка не может быть одновременно забавной и умной?
— Я не говорил, что ты не умная…
— Или это потому, что я не еду в Гарвард?
Мэгги постоянно говорит мне, что ты замечательный человек. Но я этого не вижу. Или, возможно, ты изменился в последние три дня.
— Эй-эй. Спокойнее. Не стоит сходить с ума. Почему вы, девушки, всегда все принимаете так близко к сердцу? — спрашивает он.
Я сижу, положив ногу на ногу, и молчу. Питеру становится неловко, и он елозит на водительском сиденье.
— Эмм… — говорит он. — Ты должна что-нибудь написать в газету. Может, биографический очерк об одном из учителей? Они всегда хорошо выходят.
Я вытягиваю ноги и кладу их на приборную панель.
— Я подумаю об этом, — говорю я. Мы уже въезжаем на стоянку у торгового центра, а я все никак не могу успокоиться. И еще меня гложет мысль о том, как я смогу дружить с Мэгги, пока она встречается с этим негодяем. Я выбираюсь из машины и громко хлопаю дверью, что, конечно, неправильно, но я не могу удержаться. — Я пойду внутрь, хорошо?
— Давай, — говорит он. Он явно нервничает. — Мы будем в «Миссис Филдс».
Я киваю и, пока иду через парковку, нахожу в сумке сигарету, прикуриваю ее и немного успокаиваюсь. И тут я вижу, как на стоянку въезжает желтый «Корвет» и паркуется в десяти футах от меня. Это Себастьян
— Привет, крошка, — говорит Себастьян и целует меня в губы. — Мы были такими голодными, что заехали в «Гамбургер Шэк».
— Вы видели Уолта?
— Ага, — говорит Лали. Себастьян обнимает меня одной рукой, а затем другой рукой обнимает Лали. Так втроем мы идем в магазин.
Единственное, что меня успокаивает, то, что я знаю, что Себастьян не врал насчет «Гамбургер Шэк». Когда он целовал меня, от него пахло луком и перцем вперемешку с резким запахом табака.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Клики создаются, чтобы их разрушать
— Что ты думаешь по этому поводу? — спрашиваю я у Мыши, постукивая по столу ручкой.
— Критиковать Донну ЛаДонну в первой же статье, написанной для «Мускатного ореха»? Рискованно, Брэдли. Особенно если учесть, что ты не знаешь ее точку зрения.
— Даже и пытаться нет смысла, — отвечаю я.
Это не совсем верно. Я не спускала с нее глаз, это правда, но и встречаться с ней лицом к лицу в мои планы не входило. На самом деле я три раза ездила к ее дому. Ее семья живет в большом, новом и поразительно уродливом доме на холме. У дома две колонны, одна стена из кирпича, вторая отделана итальянской штукатуркой, а две другие — деревом, так что возникает впечатление, что тот, кто работал над архитектурным проектом, просто не мог определить, чего он хочет, и, отчаявшись, решил сделать сразу все. Отношение Донны ЛаДонны к мужчинам можно охарактеризовать подобным же образом, так мне кажется.
Я подъезжала к дому три раза, и дважды он был пуст, но в третий раз я видела Тимми Брюстера, который выходил из дома в сопровождении Донны. Прежде чем сесть в машину, Тимми сделал в ее сторону выпад, как будто пытался поцеловать, но она оттолкнула его с притворным гневом и рассмеялась. Тимми еще сидел в заведенном автомобиле, когда на подъездную дорожку въехала другая машина — голубой «Мерседес», и из него вышел очень симпатичный высокий парень, он прошел мимо Брюстера прямиком к Донне и обнял ее за талию, после чего они, даже не оглянувшись, проследовали в дом.
Да, если говорить об отношениях с парнями, Донна придерживается своеобразных принципов.
И вот теперь между Мышью и мной происходит такой разговор.
— Почему бы не начать с менее спорной темы, чем Донна ЛаДонна? Не стоит ли для начала приучить людей к мысли, что ты теперь один из авторов «Мускатного ореха»?
— Если не о Донне, о чем мне тогда вообще писать? — жалуюсь я.
Я кладу ноги на стол и откидываюсь в кресле.
— У Донны есть одно замечательное качество — ее все боятся. Скажи мне, что еще есть такого в старших классах, от чего бы страдали все сразу?