Дневники няни
Шрифт:
— Простите, леди, сюда нельзя. Закрытый прием.
— Но… но… но… — ошарашенно бормочу я.
— Простите, леди. И на этом все.
— Такси!
Я одалживаю сигарету у водителя и выдыхаю дым, глядя, как город мелькает уже в обратном направлении. И думаю о том, что через много лет именно эта поездка воскресит память о моей молодости.
И если кто хочет меня видеть, пусть назначает точное место!!!
Я стряхиваю пепел в окно. Что же, синдром шведского стола… Для нью-йоркских мальчиков Манхэттен — это все, что можно проглотить. Зачем привязываться к одному месту, когда за углом может оказаться
Итак, чтобы избежать необходимости выбирать, принимать решение, эти парни делают религию из хаоса. И, как следствие, их жизнь управляется эксцентричной потребностью в счастливых открытиях. Целое поколение с девизом «Посмотрим, что случится». А на Манхэттене может случиться и так, что оказываешься в тусовке Кейт Мосс в четыре утра.
Значит, если мне повезет столкнуться с ним три уикэнда подряд, имеется некоторая возможность стать его подружкой. Но проблема в том, что их преклонение перед анархией вынуждает тех, кому случилось завязать с ними некие отношения, не пускать на самотек ни одной мелочи, иначе ничего не случится вообще. Мы становимся их матерями, наставницами, няньками. И на руках оказывается весь спектр детских капризов и непостоянств: от Г.С., неспособного сидеть весь вечер в одном клубе, до мистера N., всегда опаздывающего, приходящего слишком рано или вообще не приходящего.
Я затягиваюсь одолженным «Парламентом» и думаю о костюмах из «Короля-льва», чулках в сеточку, кожаных брюках, надеждах, канувших в ночь.
Такси выезжает на 93-ю улицу, и я лезу за последней смятой двадцаткой. Машина уезжает, и внезапно становится очень тихо. Несколько минут я стою на тротуаре: воздух обжигающе холоден, но почему-то становится легче. Я сажусь на крыльцо, смотрю на далекие огоньки Куинса, подмигивающие на другом берегу Ист-Ривер. Жаль, что нет еще одной сигареты.
Поднимаюсь наверх, расстегиваю брюки, сбрасываю туфли, тянусь к воде, пижаме и Джорджу. На девятом этаже знакомого здания миссис N. все еще сидит без сна в мягком кресле, напротив своей бежевой кровати, наблюдая, как с каждым негромким всхрапыванием поднимается и падает одеяло. А где-то мисс Чикаго стягивает свои сетчатые чулки и ложится в постель одна.
Часть II
ЗИМА
Глава 4
ПРАЗДНИЧНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ЗА ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ В ЧАС
— О, я так люблю няню… очень люблю… Она моя верная спутница…
Я поворачиваю ключ и по заведенной привычке налегаю на тяжелую входную дверь семьи N., но она с трудом приоткрывается и тут же застревает.
— Ха, — бормочу я.
— Ха, — отзывается Грейер из-за спины.
— Что-то загородило дверь, — поясняю я и, просунув руку внутрь, принимаюсь слепо шарить в надежде преодолеть преграду. Но у Грейера свой метод.
— МАААААА! ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ! — вопит он.
Я слышу шорох шагов миссис N.
— Да, Грейер, мамочка уже идет! Я просто не смогла унести всю свою добычу за один заход.
Она тянет за ручку и предстает перед нами по колено
— Представляете, у людей хватает ума обручиться в это время года?! Можно подумать, что мне делать нечего, как только бежать к Тиффани и выбирать серебряный поднос! Могли бы поиметь совесть и подождать до января: всего один месяц, не так уж и долго. Прости, Грейер, что не могла прийти на твой праздник. Уверена, ты прекрасно провел время с няней!
Я кладу рюкзачок в шкаф для пальто и снимаю сапоги, прежде чем помочь Грейеру расстегнуть куртку. Он неуклюже старается уберечь игрушку, которую мы делали целых три часа вместе с его одноклассниками (и их нянями) на школьном Семейном Празднике Рождества. Он плюхается на пол, чтобы мне было легче стянуть с него мокрые ботинки.
— Грейер сотворил настоящий шедевр, — говорю я. — Просто чудеса делает с пластиком и блестками!
— Это снеговик. Его зовут Эл. Он простудился и теперь должен принимать много витамина С, — объявляет Грейер с таким видом, словно представляет почетного гостя.
— Вот как, — рассеянно роняет она, прижимая пакет от Тиффани к бедру.
— Почему бы тебе не присмотреть место, где можно повесить Эла?
Я помогаю ему встать, и он плетется в гостиную, выставив перед собой свое бесценное произведение, словно это яйцо Фаберже.
Я тоже поднимаюсь, отряхиваюсь и оборачиваюсь к миссис N., готовая дать ей отчет.
— Как жаль, что вы не видели его сегодня утром. Он был полностью в своей стихии. Он так старательно вырезал блестки! Кстати, вы знаете Гизелу Ратерфорд?
— Дочь Жаклин Ратерфорд? Еще бы… о, ее мать — это нечто! Когда была ее очередь делать ленч, она привезла шеф-повара и установила в углу стойку для омлетов! Честное слово! Дело в том, что по правилам вы должны привозить с собой уже готовую еду. Ну, рассказывайте, рассказывайте!
— Так вот, мисс Гизела потребовала, чтобы Грейер раскрасил снеговика по ее цветовой схеме, оранжевым, поскольку она проводит это Рождество на Саут-Бич.
— О, какая безвкусица! — охает она, широко раскрыв глаза.
— Она выхватила Эла из рук Грейера и швырнула прямо на кучу оранжевых блесток. Я думала, Грейер расплачется, но он только взглянул на меня и заявил, что оранжевые блестки — это просто крошки от всех витаминок С, которыми он лечился от простуды.
— Думаю, у него есть чувство цвета, — кивает она, начиная собирать свои пакеты. — Как ваши выпускные экзамены?
— Не могу дождаться, когда все закончится.
Она встает и выгибает спину, издавая при этом устрашающее потрескивание.
— Как же я устала! Похоже, список с каждым годом все растет! У мистера N. огромная семья и так много коллег! А сегодня уже шестое! Не могу дождаться Лайфорда Кея, чтобы отдохнуть и погреться. Я совершенно измучена. До какого у вас отпуск?
— До двадцать шестого января.
«Еще две недели, и я совершенно свободна от занятий и от тебя!»
— Вам следовало бы отправиться в Европу, пока вы еще студентка и можете не думать о Реальной Жизни.