Дневники Обормотня
Шрифт:
— Вырасту, стану вожаком, и всем разрешу делать всё, что захочется! И никогда не будет скучно! И папку никому не дам в обиду!
— А дядю Фёдора выпустишь?
— И дядю Фёдора выпущу, он хороший, просто не знает, что им всех пугают! А я нарочно оставался не спать ночью, чтобы увидеть, как он придёт под окна!
Я почти представил эту картину: как Фёдор, точно так же тайком от своих надзирателей, пролезает среди ночи к окну на втором этаже дома Степашки, чтобы рассказать полуночничающему волчонку сказку на ночь. Но, думаю, дед
— Я тебе тоже секрет расскажу, только ты никому! — теперь моя очередь делиться ценной информацией! — Дядя Фёдор очень даже умный, просто притворяется глупым, чтобы к нему не приставали. Я к нему уже лазил!
— Круто! А полезли вместе в гости?!
— Не, он гостей не любит. Устал, наверное, хочет один посидеть. И мне сказал только во сне приходить.
Степашка посмотрел на меня, как на взрослого. Я понял, что надо исправиться, и не толкнуть малышню на неприятности:
— Ну а сам подумай! Надоело вежливым и общительным быть, терпение лопнуло, говорит, «одиночества хочу»! А в волчьей форме просто удобнее, сам знаешь.
В глазах волчонка промелькнул намечающийся спор, что «так не бывает», но вовремя подключились здравый смысл и доверие к другу.
— Хорошо. Но когда он насидится один там, тогда мы все обязательно поиграем! И папку с мамой позовём! Не хочу, чтобы дядя Фёдор сильно скучал!
Кажется, буря миновала. Ну не, я обормотень, а не шпана!
Только я успел порадоваться, что всё обошлось, как Вася позвала нас обоих домой. В кухне обнаружился Санька и… дед Костя.
— Степаш, мне ехать пора! Ты же помнишь? За вами присмотрит дедушка Костя, как обычно. — Василиса обняла немного притихшего ребёнка.
— А куда? А надолго?
Вася сразу всё поняла, для кого эти вопросы задаются, и рассмеялась.
— На встречу с друзьями в Питер еду! С которыми «серебро» в биатлоне вырвала! Они лицей открывают, для молодых спортсменов, просят помочь.
— Ва-ась?! Так ты олимпийская чемпионка?!
Василиса рассмеялась, и очаровательно улыбнулась.
— Нет пока ещё! Любой волк по жизни, как на допинге, только проще в химии признаться, чем в Звере! А поправку на дар только год как ввели. Но в Милан в двадцать шестом я поеду, если повезёт!
Тут и Санька встрял: кажется, его давно распирало от этого секрета.
— Представляешь, Комитет хотел треть спортсменов в жулики записать, а тут Зевс с Олимпа спустился, говорит: «Кончай ерундой страдать, а то на весь ваш туризм грозу заряжу!». Настоящий он или нет, а послушали.
— Ладно, это вы ещё обсудите, а пока — не беситься, не оборачиваться, вожака слушать!
— Вась, расслабься, что они натворить могут? — я совсем не понимал причины беспокойства. Ответил (конечно же!) дед Костя:
— Вот что, Лёшенька, ты у нас тут мальчонка новый, а Сашку со Степашкой мы уже давно знаем. Самые неспокойные, после Федьки!
—
— И даже после тебя.
Ого! Чтобы вот так вот легко признаться, что я «спокойный»… я посмотрел на Саньку, прикинувшимся непогрызенным предметом мебели. Хороший же парень, чего его так запугивают?!
— Ва-ась?
— Лёш, а ты не канючь! Что друг за друга вы горой, это хорошо, это правильно! Но тут ты не помощь, уж извиняй. — Спортсменка сказала это таким тоном, что даже спорить не хотелось. А я посмотрел на деда Костю: пойдём, выйдем за угол, чтобы нас не подслушали? Нельзя же так, нормальных волков на цепь сажать!
— Лёшенька, пойдём-ка выйдем на минутку? — «понял» вожак. — А вы посидите покамест.
— Думаешь, не прав я? — сразу подошёл к делу вожак.
— Не правы, конечно! Нормальные они, сразу видно! А вам бы лишь бы всех на цепь посадить… не стая, а собачий приют. — проворчал я.
— Ты лишнего-то не наглей, обормот! Но коли самый умный, то вот тебе задачка: сам проследишь за друзьями своими. Справишься — то и я признаю, что никакой присмотр им не нужен, и Василисушке всё расскажу, как есть.
— А вот согласен! На что спорим?
— Что тебя в смутьяны и балаболы не определят.
Вот так, быстро я доигрался: дедушкино терпение тоже не безгранично, есть и у него свои больные темы. И глаза грустные, мол «почто мне собачонку такую неблагодарную подсунули»… Так я и не нашёл, что сказать, потому что в чём-то вожака понимал.
А дальше картина маслом: дед Костя говорит, что в этот раз за Санькой и Степашкой присматриваю я. Вася удивляется, Степашка радуется, Саньке просто любопытно, не меньше, чем мне: что мы такое задумали?
Вася уехала довольная, что всё так хорошо разрешилось, а вожак снова глянул на меня ласково-ласково, будто говоря: «Вот что, Лёшенька… разнесёшь соседский дом в щепки — позавидуешь затворнику Федьке, голыми руками придушу, и никто мне слова поперёк не скажет».
И назовите меня пуделем, если я это всё выдумал!
* * *
Моя карьера няньки началась праздником: так-то Василисе нужно иногда выезжать из деревни, а всё это время «её мальчишкам» приходится вести себя тихо, под ласковым прищуром надзира… кхм, вожака. И деду Косте почему-то кажется, что эти двое — едва ли не страшнее Фёдора.
— Я знаешь, как тебе благодарен?! Бро, да я для тебя теперь хоть куда! — Санька окончательно растерял весь свой налёт интеллигента, и выглядел совершенно на свой потрясающий возраст.
— Лёшка-а! Эт ты что ль за главного остался?!
— Здрасьте, баб Лёна! — я повернулся к выглядывающий из-за низкого забора старушке. — Ага! А кому ещё присматривать?
— Так Константин Иваныч же всегда глядел, за ними у-у! Глаз да глаз! Баловниками этакими!
— Дед Костя мне их и доверил! И вообще, чего вы все так себя боитесь?