Дневники путешествий
Шрифт:
В какой–то момент женщина–капитан объявила 5–балльный шторм и посоветовала всем вернуться с палубы в кубрик: вода – соль с мазутом, плеснет на одежду – не отстираете никогда. Народ испуганно бросился в салон… я порадовалась, что не трогалась с места.
Вспоминаю, что радостнее всех – и в Сок–Чхо, и в Зарубино, и во Владике – выглядел Андрей Королев. Он родился, правда, в Перми; но оттуда его увезли годовалым младенцем родители–геологи, а вырастал он именно во Владивостоке. Так что в тех дальних краях был его дом родной. Я радовалась за него.
«Перестроечный» отток населения и финансов из тех мест, однако, весьма значительный. Там сейчас очень стараются удержать людей. Помню, проф. Кудрин сказал мне с немалым возмущением, что «они» выпросили у Москвы этим летом 72 миллиона на строительство моста с материка на о. Русский. Сами же владивостоковцы этому обстоятельству
Не считая культурного шока от гостиницы, холода и дождя, мне там понравилось. В принципе, в городе много красивых мест, одно даже напомнило Сеул (второго разряда), с развязками в форме дремлющего спрута. Все украшает гористый ландшафт: поставь все эти дома на плоскость – уже впечатляющего вида не будет. Около нашего местопребывания, а мы прожили там вечер пятницы, субботу и воскресенье, располагался внушительный памятник адмиралу Макарову, красивый фонтан, главный кинотеатр «Океан» и центральный парк вдоль дуги набережной, чуть похожей издали на геленджикскую.
Хоть я не люблю военных мемуаров, – слишком мое поколение было перекормлено рассказами, песнями, фильмами, романами и воспоминаниями очевидцев о Великой Отечественной войне, – однако во Владивостоке, кроме военной, другой истории нет. Поэтому сквозь нелюбовь, усталость, недомогание и плохую погоду все же в мое сознание пробились и остались в нем некоторые суровые и строгие картины: часовня–арка, многоярусная лестница к заливу с кораблями на рейде, у берега простая яхта Николая I, поднятая подводная лодка–Щука, стена с именами героев Великой Отечественной, и более ранние победы русского оружия, начиная с петровских времен, отраженные внушительно и разнообразно. Серо–сиреневая вода, серо–стальной день, с моросящей кисеей подступившей непогоды… потом асфальтово–серая дорога по серпантине вверх, вверх, на Орлиную сопку; автобус встал на середине, выше шла крутейшая и длиннейшая лестница, вела на смотровую, и наши покорно туда стали взбираться, некоторые довольно быстро. Помню, там был странный тип вроде первобытного айни, весь обволошенный и в подчеркнуто–черном, и второй, примерно такой же, но в цивильном; они оказались местными самородными философами (типа Фана), а второй, вдобавок, и скульптором. Говорят, на вершине Орлиной сопки воздвигнута какая–то его статуя. Бог с ней и с ними со всеми.
Некоторые пункты намеченной программы так и не были выполнены: всегда, чем больше группа, тем длиннее опоздания. Перед экскурсией я как обычно забыла фотоаппарат, причем забыла, где забыла… или нет… то было… в Чите, что ли?
Вот уже спутались воспоминания…
Короче говоря, запланированная во Владивостоке конференция, двухдневная, серьезная, интересная, поистине понравилась мне, одна–единственная за весь путь. На второй день я выступала на заседании Круглого стола под названием «Современная философия: теоретический, образовательный и коммуникативный потенциал», которым руководил Вяч. Ив. Кудашов. Привлекательный на вид мужчина, военно–спортивного склада. Выступила я, по–моему, очень здорово; но, подводя итоги, он только упомянул, что, мол, Эмилия Тайсина из Казани сильно радела о философском образовании…
Ладно, пусть так и останется. На самом деле Володя и Вадим понравились мне гораздо больше.
…А в то же самое время на Круглом столе, руководимом Зинаидой из Вартовска, выступала бабушка Кучуради, и вообще тема «межкультурные коммуникации» была мне, конечно, близка! Но – но, опять я не там где–то, неудачница…
…Сейчас почему–то вспоминаю, как в Чите – или то было в милом Хабаровске? – в большом и богатом здании, полу–музее, полу–библиотеке, им. Пушкина, для нас играл какой–то местный прославленный ансамбль народных инструментов, лауреат многих премий… Будашкина, да. Человечек, дергавший струны контрабас–балалайки, руководитель ансамбля, имел лицо если не самого Ротбара, то уж Нушрока точно. Играли они очень хорошо, и классику, в том числе аргентинскую, и попурри
…Но сначала после Владивостока был Хабаровск.
Что я о нем предварительно знала?
Ничего, кроме приятного обещающего названия. Правда, вот еще песню «У высоких берегов Амура…» только там были самураи–японцы, а тут мирные китайцы. В 10 км или меньше.
Город оказался приятный, живописный, зеленый, милый и человечный. 600 тыс. жителей. Основан в 1858 г. Встретили нас замечательно. Погода тоже быстро налаживалась. На привокзальной площади меня весьма впечатлил монумент мужественного казака–первооткрывателя здешних (правда, достаточно давно и плотно заселенных эвенками и монголами) мест. Памятная надпись гласила, что это именно и есть Хабаров. Сделав несколько внеочередных снимков (а пленку уже надо было экономить, потому что в Корее произошел сильный перерасход), удовлетворенная, я побежала в экскурсионный автобус, и первое, что я там услышала, – Хабаров в этом месте именно что никогда не бывал. Он со своими казачками дошел только до какой – то эвенкийской деревни километрах в 100 отсюда, которую мудро нарек Хабаров-кой. А острог заложил, тем обозначив будущий город, совсем другой мужественный казак, в накомарнике на затылке, забыла его украинскую фамилию. У высокого берега Амура ему тоже высится памятник; правда, нам сказали, что сходство с оригиналом весьма условное, поскольку дагерротип сего аристократического запорожца, в отличие, видимо, от хабаровского, как–то не сохранился.
А в парке, прямо на самой смотровой площадке над рекой возвышается и доминирует еще один памятник: всеобщему тамошнему любимцу бывшему губернатору края графу Муравьеву–Амурскому. Его нам благожелательно поминали еще во Владивостоке. Залив там именно его увековечивает, а не реку. На другой же стороне Амура, довольно далеко, но все же и близко, виднеется плоский остров, по которому теперь проходит российско–китайская граница. Самих китайцев сверху не видно, но какие–то постройки уже есть, успели, черти. На нашей половине острова – ничего. Ну и ладно.
В Хабаровске весьма красивая и очень длинная набережная. Говорят, сравниться может только с Ярославлем. Вообще я раньше, до этой поездки, любила при знакомстве с новыми людьми представляться так: Я с Волги! Из Казани! Волга, магическое имя, его свет и звучание сразу придают значительности и шарму тем, кто прибыл с ее берегов.
Но Амур! Он оказался ничуть не плоше Волги, и даже похожим на нее: в нижнем течении, в районе Волгограда. И вообще, когда в ответ на мое «я с Волги» звучало: а мы с Амура, с Ангары, с Енисея, с Оби, – как–то я становилась скромнее… Все великие сибирские реки проплывали перед окнами нашего поезда, и разворачивалась, расстилалась или дыбилась хребтами, неохватная и необъятная, на тысячи и тысячи километров в лесах, горах (наверняка полезных) и чистых быстрых водах, невероятно огромная и богатая Россия.
Мы такие богатые!!
Почему мы такие бедные?!
Почему Барыбинская степь, по которой, как сказал профессор Кудрин, бродили миллионы овец и тысячи конских табунов, стоит пустая? Почему население быстро и драматично покидает Дальний Восток и Сибирь, а те, что остаются, надеются нимало не на Москву, а больше на Китай и Японию?! Почему все так?
Не дает ответа Русь…
На конференции очень мне понравилось выступление Юрия Михайловича Сердюкова. Ко всему, он еще редактор хорошего журнала. Умный, грамотный, современный, красивый, несколько сумрачно, но довольно патриотично настроенный человек. (По – моему, хороший политик). Запомнилось, как он отозвался о своем пребывании в Америке: там давно решили то, что у нас проблематично, а потому предлагать свои новаторские решения проблем западной философии им не надо. Я тоже так ощущаю ситуацию. Ну, поеду я в Америку. Ну, скажу им, что я в наших местах специалист по современной западной философии. Что я услышу? «Прекрасно, но у нас много специалистов по нашей философии… а вот не расскажете ли о ВАШЕЙ чего–нибудь нового и прогрессивного?»