Дневники св. Николая Японского. Том ?I
Шрифт:
Эх, жизнь! Бедна ты утешением содружества! Сухое заросшее тернием ты поле! Впрочем, лет пятнадцать–двадцать всего идти? Уже и близко! Тот ад, вероятно, немного садей (?) этого, зовомого жизней среди братии.
26 февраля/10 марта 1885
Нынешние фухейся (Цудо и прочие) — скрипячие колеса Церкви, которые пользы ни на грош, а всех беспокоят. Потому, разве они говорят что дельное? Ни на волос, а беспокойства и расстройства много. Есть люди — чуткие к пользам и вреду, — они в самомолчании вред заметят и ворчливо или сердито указывают, — такая оппозиция хороша. А что пользы в лае собаки на ветер?
27 марта/8 апреля 1885. Среда.
Пасхальной недели.
(По
Даже такие мягкие личности, как эта Царица, какие неистовые жестокости делали (жжение стряпчего Деревника)! И это было полтораста лет назад. Куда же девались эти ужасные нравы? Куда исчезли во всей Европе? Чему обязано человечество этим благам? Французской революции! Казнь Людовика XVI была громом, поразившим бесчеловечие в Европе. А французская революция произвела Вольтера и прочих. Стало быть, орудия пр [?]: и они; бессознательно они были тоже воплотители идей христианства (потому что в конце концов все блага — от Христа, — другого источника нет). Не нужно же клясть и Вольтеров, как и теперешних революционеров, — а нужно только благоговеть пред путями промысла, все направляющего во благо; да, нужно смиряться. Я тоже был бы жесток — не хуже других в тот век; когда читаешь о тех временах, что–то как будто родное в тамошних нравах чувствуешь, слышу в себе кровь тогдашнего богатства — с хорошим и дурным и со всеми побоями того времени; конечно, при писании тогдашних подвигов, вроде копчения стряпчего, негодованье закипает, но сам–то в гневе разве соблюдаешь границы? И не плачут ли от тебя теперь — от жестоких слов твоих? Тогда же, неверные, плакали бы от твоих застеночных пыток во гневе, — хоть потом, может, и жаловал бы пытаных. Эх, человеческая натура! Сколько в тебе природной мерзости, гадости, зверства! И это во всяком народе — везде, только в несколько измененном виде, так что смеяться друг над другом никому не следует! Не следует лицемерно издеваться и над теперешними революционерами. Вероятно, они тоже творят свою миссию, и после них еще легче и мягче сделается человечеству. Злое вверху выбивается злым из низу. При давлении взрыв — физически понятная вещь.
21 апреля/3 мая 1885. Воскресенье.
О самаряныне.
Совершено освящение основания храма — на камне при начале четвертого венца — выше пола. Положена серебряная доска с надписью и русский лист с более подробною. При освящении были: Давыдов, посланник, Яков Александрович Гильдебрандт, командир фрегата «Владимир Мономах», архитектор Conder и прочие. — Служба была на японском, — После обед, на котором надоел всем многолетиями диакон Митрофан.
24 апреля/6 мая 1885. Среда.
Было погребение отрока (десять лет восемь месяцев) Алексея Сайго, сына министра Сайго, умершего в Вашингтоне, в семействе Струве. В первый раз погребенье — совершено по–православному, с предношением креста, впереди которого двое в стихарях (Сергей Номура и Он. Оогое) шли с дикирием и трикирием; крест несли попеременно два японских диакона (Роман Циба и Федор Мидзуно) в облачении; за ними певчие — ученицы и ученики, всего шестьдесят семь человек — попарно, с пением «Святый Боже», потом два русских диакона (Митрофан и Арсений), два японских священника (Сато и Ниицума), два миссионера (Владимир и Гедеон) и я — все в золотых облачениях, — иеромонахи Владимир и Гедеон — в камилавках, я, по обычаю, в митре и с посохом, — книгодержец (Имада) и жезлоносец (Уеда), — гроб, отец и родные, — посланник наш, знакомые и прочие, — все без шапок (что заранее поставлено в условие при молитвенном провожании гроба).
День Бог послал превосходный — ясный и без ветра. От Миури до Аояма шли часа полтора. Полицейские предходя устраняли возможность беспорядка при ходе процессии. Впрочем, и без того, кажется, все было бы благополучно. Народ ведет себя очень скромно. На кладбище собралось немало христиан.
Да даст Господь вскорости всеобще так хоронить всех умирающих в Японии!
7/ 19 июня 1885
Печатается Псалтырь. Что дальше переводить? Думал было Требник и Служебник; но оставить это и иметь в памяти, что чрез три года будет готов храм, стало быть, Богослужение должно быть правильное, как вообще в православном храме;
Затем, к тому времени как будет готов храм, нужно приготовить и храмовое (соборное) духовенство. Из нынешних людей я нахожу возможным иметь в виду для сей цели — из Катихизаторской школы — старшего курса Василия Китагава, младшего — Павла Хаттори; кстати, оба они тоокейские. Когда писано было сие, он [Василий] уже имел любовную связь с кончившею курс в Женской школе Агнией Иеда, прижил ребенка, но не захотел жениться потом, теперь вне Церкви. Так–то ненадежны загадыванья! Хаттори же проповедует, но плох.
(Заметка 6 мая нового стиля 1889).Итак, не выпускать их никуда из Тоокео и незаметно для них самих (иначе возмечтают о себе и испортятся) готовить их для службы в духовном сане при Соборе здесь. — Больше пока я не имею никого в виду. Но нужно в продолжении трех лет приготовить полный штат.
Отца Василия Китагава — старика Якова можно иметь в виду для питания при храме в качестве доомети.
Пишется сие красными чернилами, чтобы не забыть сих двух предметов — богословских книг и духовенства, а всегда иметь их в виду, ибо касательно особенно последнего — не знаешь, где потеряешь, где найдешь.
15/27 июня 1885
В восемь колоколов, когда построится храм, звонить–то кто же будет? Пришло на мысль послать Никанора, теперешнего ученического повара, в Москву, к Финляндскому, и на разные московские колокольни изучать звонарное искусство. Хорошо бы в будущем году с о. Анатолием при его отъезде из Японии, а возвратиться Никанор может с Симеоном Мии или с Ивасава.
Жалость смотреть на о. Владимира: есть ум, но до здравого смысла не дошел, есть чувство, но в эстетическом смысле не пошедшее дальше украшения картин золоченой бумагой и украшения себя, как сегодня на панихиде — черной ризой, коричневым подрясником, розовым епитрахилем, голубой палицей, странного цвета набедренником и синими поручами; есть воля, но своевольная, а не имеющая предметом благо общее — Миссии и Церкви, — словом, служащего выражением личности Закона Божия, впрочем же уклоняющегося с прямого пути в сторону — своеобразную, узкую, тесную для следования других и, следовательно, обрекающего себя на одиночество (люди следуют только за теми, кто открывает им широкий и прямой путь — Божественный), а неузко [?]: и извращенно человек (истины добра и красоты) и бесплодие. Жаль! Плоха надежда на него! Похож на полусумашедшего, хоть, конечно, не он виноват, а его природа. Но во всяком случае — поручить такому Миссию и Церковь — немыслимо, — заведет в болото, и все пойдет в россыпь.
Итак — графиня — тоже ветряная мельница, только с тихими крыльями: о пользе Миссии и Церкви с нею поговорить — к стене горох, а можно довольствоваться в разговоре с нею союзами и междометиями: «да, разумеется, конечно, будто бы? в самом деле!» и прочее подобное. Мельница будет молоть о «папаше», о себе и прочих любезных для графини предметах. — Что ж — пусть живет хоть для вида! Вреда от нее нет, а пользы кое–что перепадет, поди (в нравственном, конечно, смысле, в материальном малость убытку будет).
«Фухейся» все еще продолжают свое существование, даже проповедуют. — Цуда катихизатором. А крестить, мол, как? Об этом совещаются; и находят, что и у католиков и протестантов можно окреститься. — Вот ветвь отломленная от крошечной еще, но все же живой веточки Церкви Христовой! И — умрут! Иссохнет последний сок, имеющийся еще от общения с Церковью и смерть! Не жалость ли? А что поделаешь!
Есть истины, которые не нужно доказывать, — так они ясны. Таковы — о молитве святым, о молитве за умерших. Представить семейство, где дети разных характеров и достоинств, по не все ли только любовью отца существуют и приближаются к нему… У протестантов же святые — похожи на безучастного старшего сына в притче о блудном, — сие тоже относительно умерших. — Тоже относительно икон. История (финикияни и зло удаляющаяся любезность) катакомбы, здравый смысл, — все за иконы.