Дни боевые

Кузнецов Павел Григорьевич

Оперативной игрой и действиями участников Толбухин остался доволен.

После 15 августа начались рекогносцировки и увязка взаимодействия в звене командиров полков и комбатов, а в последние три дня до начала операции была произведена перегруппировка войск.

Корпус, передав свою оборонительную полосу правофланговой армии генерала Гагена, сосредоточился во второй эшелон армии между Кицканы и рекой Днестр.

Все рекогносцировки офицерского состава и перегруппировка войск производились в условиях тщательной маскировки, в строжайшей тайне. Противник

и не подозревал, что над ним нависли грозовые тучи. Вот-вот должна была разразиться и сама гроза.

Наступило утро 20 августа. Глубоким покоем веяло над плацдармом южнее Вендоры. Из-за садов Слободзеи медленно выплывало солнце.

За несколько предыдущих ночей на плацдарм были стянуты огромные массы войск и боевой техники. Отсюда готовился по врагу мощный удар.

Командующий войсками фронта сосредоточил на плацдарме и примыкавшем к нему правом берегу Днестра три общевойсковые армии, два механизированных корпуса, свой резерв - стрелковый корпус и почти три четверти фронтовой артиллерии.

Справа, южнее и восточное Вендоры, вытянувшись вглубь в три эшелона, занимала исходное положение 57-я армия генерала Гагена. Она изготовилась к прорыву на своем левом фланге, на узком 4-километровом участке, между Хаджимусом и Киркаештами.

В центре плацдарма, упираясь правым флангом в озеро Ботно, а левым в высоту 138,7 западнее Талмаза, сжалась на 9-километровом участке 37-я армия генерала Шарохина. В предстоящей фронтовой операции ей отводилась ведущая роль. В первом эшелоне у нее два корпуса: справа, примыкая к озеру и седлая горловину кицканского гребня, - 66-й стрелковый корпус генерала Куприянова; слева, против Леонтины, - 6-й гвардейский генерала Котова. Главный удар армии нацелен вдоль гребня па фронте в 6 километров.

82-й стрелковый корпус, которым командовал я, был сосредоточен во втором эшелоне - в садах и рощах южнее Кицканы.

Приданный армии 7-й механизированный корпус генерала Каткова расположился на правом берегу Днестра.

Слева, от Талмаза до Чобручу, на 8-километровом участке сосредоточились основные силы (два стрелковых корпуса) 46-й армии генерала Шлемина.

Таким образом, на 18 километров прорыва, равного только 7 процентам общей протяженности фронта, командующий войсками фронта сосредоточил 72 процента всех своих дивизий, около 87 процентов танков и самоходно-артиллерийских установок и 71 процент артиллерии и минометов. Сюда же был нацелен и удар с воздуха тысячи боевых самолетов фронтовой авиации.

Огромная сила сокрушающего удара, пока еще не приведенная в действие, ничем не выдавала себя. Враг и не подозревал, что над его головой занесен меч.

Часа за полтора до начала артподготовки, когда в войсках ставились задачи сержантскому и рядовому составу, я пришел на НП командарма. Его НП и мой располагались недалеко один от другого, на гребне западнее Копанки, но генерал Шарохин приказал мне в это утро быть вместе с ним. Видимость в сторону переднего края и у меня и у него была неважной. Просматривался лишь левый сектор в направлении Леонтины и Талмаза, да и тот наполовину закрывался

растительностью. Правый сектор, где сосредоточился корпус Куприянова, не просматривался совсем. Его закрывала вытянувшаяся вдоль гребня большая роща.

Нужно сказать, что на этом резко пересеченном участке трудно было организовать наблюдение и всем другим командным звеньям. Командирам корпусов, дивизий и полков приходилось располагаться на деревьях.

Недостатки в наблюдении восполнялись хорошей маскировкой исходного положения и скрытыми к нему подходами. Юго-западное направление имело и ряд других преимуществ. Оно было доступно для всех родов войск и сразу же по выходе из межозерной горловины выводило на тактический, а затем и оперативный простор.

Шарохин волновался. Ему хотелось позвонить командирам корпусов Куприянову и Котову, а звонить было нельзя. Он сам категорически запретил это. Все переговоры до начала операции были сведены в код и теперь выражались односложными сигналами. А что могут сказать сигналы? Очень мало. К тому же, когда беспокойно на душе, хочется не сигналов, а настоящего человеческого слова.

Командарм подходил к телефонам, брался за трубку, но тут же опускал ее. "Выдержка, дорогой товарищ! Выдержка!" - так, видимо, одергивал он себя мысленно.

Перебросившись парой фраз со мной или спросив что-нибудь у адъютанта, он шел к стереотрубе и долго всматривался в оборону противника.

Утро разгоралось. Вес выше и выше поднималось солнце. Ровно в восемь воздух потряс мощный артиллерийский залп.

Начался первый огневой налет по переднему краю, ближайшей глубине, артиллерийским и минометным батареям противника.

За коротким огневым налетом последовал длительный период методического огня на разрушение, а затем снова двадцатиминутный огневой налет на подавление живой силы и огневых средств врага. Затем еще раз методический огонь и, наконец, последний огневой налет перед атакой.

Один час сорок пять минут продолжалась артиллерийская подготовка, и за это время в моих мыслях пронеслись все три года войны. Как они не похожи один на другой!

Мне вспомнился сентябрь сорок первого года, когда я впервые со своей дивизией в боях под Лужно на Северо-Западном фронте прорывал вражескую оборону. Пятнадцать орудий на километр фронта, половина боекомплекта и три часа светлого времени на подготовку - вот и все, что я имел тогда в своем распоряжении.

Я и мои боевые товарищи мечтали об артиллерийской плотности в 50 - 60 орудии. Впервые я получил се только в боях на Украине.

В начале войны и мне, и моим соседям очень часто приходилось наступать с ходу. Старшие начальники не выделяли нам положенного на подготовку времени, и трудно сказать, почему они это делали: то ли из-за опасения преждевременно разгласить подготовку, то ли из-за неумения спланировать операцию и бой.

Материальная необеспеченность, отсутствие необходимого времени, бесплановость приводили к безуспешным боям.

Только с сорок третьего года, переломного года в войне, все резко изменилось.