Дни мародёров
Шрифт:
Хагрид пропустил Сириуса и Питера в хижину, так хлопнув последнего по плечу, что тот на ходу споткнулся и перевернул стоящую у входа корзину. В ней что-то противненько заскулило.
— Превращайтесь давайте, и тихо мне! — Хагрид покрутил пальцем в рукавице, словно рисовал круг. Черные глаза его поблескивали, похоже, он и сам заразился кипящим в ребятах адреналином. Перед превращением Сириус машинально отметил чудовищный узор из ромашек на занавески, из которой воровато, словно мальчишка, выглядывал большой и страшный Хагрид.
Поразительно, до чего такие мелочи врезаются в память.
А потом
Хижина погрузилась в красно-оранжевый цвет и наполнилась тысячей запахов, которые так резко ударили Сириуса в нос, что он чихнул. Горькое дерево, кислая кожа, сладковато-пряные травы и мука, мука, слишком много муки!
Он снова чихнул, наступил на поврежденную лапу и завалился на пол, чуть не расплющив выскочившую из-под него крысу.
В дверь постучали. Сириус невольно подскочил, вскинув уши. Казалось, что это колотили молотком в кастрюлю у самого уха.
Ветер, дерево, запах полировки для дерева и краски для мячей — мадам Трюк.
Чернила, пергамент, печенье с гвоздикой.
Это уже хуже.
Макгонагалл.
Сириус заскулил и спрятал голову лапами.
От пола пахло соломой и мышами.
— И вы точно не видели, куда они направились, Хагрид? — требовательно спрашивала декан. Как всегда очень прямая, строгая и аккуратная, она выглядела очень странно на фоне ощипанных тетеревов, свисающих с потолка. И голос у нее был слишком резкий и такой кошачий, что Сириусу хотелось броситься на нее с лаем и загнать на дерево.
Мадам Трюк маячила у нее за спиной, впиваясь в Хагрида желтыми глазами. Она была похожа на маленького ястреба в мантии.
— Это были Поттер и Блэк? — резко спросила она.
— Что? Не-ет, этих я не знаю. Убегли куда-то к теплицам, я им кричал, да не обернулись. Я вот, — Хагрид махнул ручищей в сторону Сириуса, и он невольно поджал хвост. — Псинка у меня захворала. Дурная скотина.
Сириус зарычал.
Неожиданно из корзины, которую перевернул Питер, выползло что-то маленькое, кривоногое и толстое и, помахав хвостом-обрубком, пугливо подобралось к Сириусу.
Щенок.
Самый уродливый щенок, которого Сириус когда-либо видел.
— Ощенилась вот, — крякнул Хагрид, сунув руки в карманы своего цветастого фартука. Сириус от возмущения чуть не превратился обратно в человека.
— Ясно, — Макгонагалл коротко взглянула на то, как щенок самозабвенно жует Сириусу ухо, и поджала губы. — Прошу вас, Хагрид, если увидите их, пришлите мне сову.
— Ясное дело! — великан неуклюже потоптался на месте. — А чего они натворили-то?
Макгонагалл обернулась, уже собираясь уходить.
— Играли в сдвигудар, — сухо молвила она.
— Сегодня? — изумился великан.
— Вот именно. Жду вашу сову, Хагрид.
— Вот еще выдумали, — ворчал Хагрид, когда опасность миновала, и ребята собрались вокруг его стола за чаем. — Вечно я чтоль буду за вас отдуваться? Сваливаетесь как снег на голову, а мне краснеть перед профессором Макгонагалл и Дамблдором тоже...
Он так яростно раскатывал тесто для будущего пирога, что грозил сломать у стола ножки.
В хижине приятно пахло деревом, кожей, тыквами, яблоками и корицей.
— Все по-честному, Хагрид. Ты молчишь о наших делах, мы о твоих, — Джеймс подозрительно вглядывался в свое печенье, задрав очки на лоб. — Это что, козье де...
— Шоколад, — быстро сообщил Ремус, гладя по голове детеныша гиппогрифа, на которого они наткнулись в кустарнике за домом.
Джеймс уронил очки на нос, оглянувшись на Люпина.
— Ты его попробовал?
Гиппогриф вскинул голову, вцепившись взглядом в печенье в его руках, и направился к нему с маниакальным блеском в глазках. Детеныш был не больше новорожденного жеребенка, плохо держался на тонких пушистых ногах и время от времени тоненько резко вскрикивал, пытаясь расправить крепко привязанные к спине крылья.
Джеймс, Лили и Ремус наткнулись на него в кустарнике за домом — малыш раскапывал фундамент в поисках мышиных нор.
— Что это за уродец? — спросил Сириус, брезгливо стряхивая со своей ноги любвеобильного щенка. Он сидел на стуле, сгорбившись в неприятном ожидании, в то время как Лили сновала у него за спиной, торопливо листая учебник по колдомедицине. — Я не твоя мамаша, отвяжись! Фу, фу!
— Ты уверен, Бродяга?
— Иди... к черту, Джим!
— Это Клык, — Хагрид уложил последний кусочек яблока в пирог размером с хороший тазик и улыбнулся в бороду, глядя на дело рук своих. В своих огромных рукавицах и ужасном цветастом фартучке с оборками он был похож на страшную бородатую домохозяйку. — Нашел вот вчера беднягу под «Кабаньей головой». Мамка, видать, бросила. Будет мой новый охотничий пес.
— Кажется, он описался, — сообщил Джеймс, наклоняясь вбок.
Маленький гиппогриф, шатаясь и цокая копытцами по полу, подошел к столу и склонил набок голову, задумчиво глядя, как с печенья Питера осыпается крошка. Мальчик покосился на него и сглотнул. На нем последствия превращения почему-то в последнее время сказывались куда острее, чем на остальных. У Сириуса, бывало, несколько часов после обращения держался острый собачий нюх, Джеймс слышал шорохи в радиусе многих десятков метров и шарахался от каждого резкого движения, Ремус различал такие оттенки и мелочи, что даже страшно становилось, а Питер почему-то только все больше и больше напоминал свое звериное подобие. Становился дерганым, нервным и постоянно точил что-то, засыпая себя крошкой. Как сейчас, например.
— Кстати, о питомцах, — Лили отдернула книгу, из которой любознательный гиппогриф пытался вытянуть яркую шелковую закладку. — Хагрид, откуда ты его взял? Это вообще законно?
— Профессор Грей подарила, — миролюбиво сообщил великан, бережно, словно младенца, перенося пирог к печке. — Ей несподручно следить за ним, у нее же уроки, — он на ходу потрепал гиппогрифа по голове. — Славная женщина эта профессор. Привезла с собой кучу всякого зверья, чтобы детишкам интереснее было. Уйди, Клювокрыл, горячо. Так вот, был я у ней на уроке...