Дни мародёров
Шрифт:
— Нас? Или вас?
Сириус терпеливо вздохнул, выдыхая дым.
— Старик, у тебя просто мания величия. Тебя Сохатый покусал? — одна из подушек вдруг вырвалась из-под головы Сириуса и он больно стукнулся головой о быльце.
— Какого?.. — Сириус потер голову, оглянувшись, вернул подушку на место и снова повернулся к Ремусу. — Да, наш дедуля в курсе, что раз в месяц твой пушистый зад скачет по территории. Да, он понимает, что эта ведьма может тебя убить. Но он уверен, что ты каждое полнолуние смирно сидишь в Хижине
Как только Ремус сел, в окно настойчиво постучали — мелькнула черная тень, и новый конверт упал поверх кучки остальных на подоконнике.
— Может, все-таки посмотрим, кто это пишет? — с надеждой спросил он, поглядывая на белеющую за плотным стеклом стопку конвертиков.
— Забини, — легкомысленно отозвался Сириус, даже не взглянув на окно.
От звука этого имени Питера словно подбросило. Он почувствовал, как кровь хлынула к щекам, и поспешно отвернулся, делая вид, что занят учебником.
Блэйк Забини.
Наверное, не было в школе ни одного мальчика, который хоть раз бы не оглянулся ей вслед.
К Питеру же она приходила почти в каждый сон...
А сегодня он увидел ее на стадионе утром и всю игру усердно втягивал живот, так что под конец начались колики.
Он поборол желание немедленно подскочить и кинуться к окну и спросил с деланной непринужденностью:
— Интересно, кому она пишет?
— Тебе, конечно, кому же ещё, — отозвался Сириус. — Она влюблена в тебя, Хвост, это точно.
Несмотря на явную издевку, сердце подскочило.
Конечно, Сириус знает о том, что он, Питер, мечтает о Блэйк Забини — с той же безнадежностью, что и многие-многие другие студенты Хогвартса... так зачем же...
Ремус наклонился к Сириусу.
— Вы что... да?
Сириус промычал что-то согласное в ответ.
— Когда?!
— В поезде, — небрежно отозвался Блэк.
Клац.
Эти слова как молоточек ударили по сердцу Питера, и оно рассыпалось в крошку.
Ремус качнул головой и в его несчастном, встревоженном взгляде мелькнуло восхищение.
— Ну ты даешь, Бродяга.
— Кстати, о поезде... — явно наслаждаясь произведенным эффектом, Сириус разлегся на диване, как собака, словно хотел похвастаться тем достоинством, которым... Питеру даже думать об этом не хотелось. — Мне одному интересно, почему Сохатый рассказал о мертвеце в экспрессе Хагриду и даже Нотту, а не нам?
Если Блэк решил сегодня добить его, Питера, то у него это официально получилось.
А он ведь только-только забыл о том, как легко и просто Джеймс присвоил себе его поступок...
А тут на тебе.
— ... а я говорю тебе, что это Нотт! Он что, просто так
— Вот именно, Бродяга, вот именно, при всех! Убийца, скорее всего, тоже был там и все слышал!
— Гениально, он что, хочет, чтобы его во сне прикончили?
— Сириус, ну ты сам подумай, зачем он сказал это Хагриду? Это ведь все равно, что Дамблдору в ухо нашептать!
— Я не понимаю только одно: зачем все это делать в одиночку?! Почему нельзя было сразу сказать все нам?!
— Может, он... — Питер замялся, когда они оба одновременно повернулись к нему. — Может, он просто боялся, что по школе поползут слухи, и ему от... отомстят?
Сириус фыркнул и перестал злиться.
— Хвост, только последнее дерьмо станет бояться этих ушлепков.
— Не стоит их недооценивать, Сириус. Но меня, если честно, волнует другое: что имел в виду Нотт, когда говорил про Лили? Про то, что она будет первой?
— Понятия не имею. Но если он тронет ее хотя бы пальцем, Джеймс его убьет, — совершенно серьезно сказал Сириус, взъерошил волосы и вдруг пружинисто вскочил с дивана. — Ладно, завтра же прижмем Сохатого к стенке, пусть все выложит как на блюдечке. Хватит секретов.
С этими словами он пошел в спальню мальчиков, прихватив свою сумку. И даже не взглянул на горку конвертов за окном...
Сириус осмотрел комнату и снова сунул подушку под голову.
Поборов желание швырнуть напоследок чем-нибудь еще и в Питера, Джеймс обернулся под мантией в оленя. Красная комната привычно выкрасилась в насыщенный фиолетовый цвет.
Где-то в подполе пробежала мышь, Сириус перевернул страницу, все трое дышали вразнобой, у Питера урчало в животе, наверху кто-то разговаривал, запах табака был таким сильным, что Джеймс мотнул рогатой головой.
Стараясь не стучать копытами, он поднялся по винтовой лестнице, ведущей в спальню девочек. Возле двери снова обернулся собой и приоткрыл заветную дверь...
Лили сидела на своей постели, спиной к нему, в розовой футболке и клетчатых пижамных штанах. Волосы ее были собраны на макушке в растрепанный узел и торчали вокруг головы пушистым золотистым облачком, мягко касаясь обнаженной беззащитной шеи. Джеймсу захотелось скользнуть по ней губами и зашептать что-нибудь грязное на маленькое розовое ушко...
Она сегодня была просто сама не своя. И говорить отказывалась наотрез, а потом ещё и спряталась здесь. Если Эванс думает, что его может остановить заколдованная лестница — она его слишком плохо знает.
Джеймс закрыл дверь. Лили подскочила и обернулась.
— Ты...т...как ты поднялся по лестнице?!
— Ш-ш! — Джеймс осмотрелся, но пологи на остальных кроватях были плотно задернуты. — Тебе лучше этого не знать! — он игриво дернул бровью, но Лили даже не улыбнулась. Наоборот, вся как-то съежилась, сжалась в комок и снова обняла колени руками.