Дни мародёров
Шрифт:
И в то же время, когда Блэк случайно прижался к ней, сердце пропустило удар.
Странное и совершенно неуместное в этой ситуации ощущение.
Они смотрели друг другу в глаза. Льдинки были непроницаемы, но сердце, чуть повыше ее собственного, заходилось. Кажется, Блэк догадался, что перегнул палку, потому что неожиданно ослабил хватку...
А потом — взрыв, дым, осколки, и все летит к чертям.
Они целуются, как сумасшедшие, рыча и кусаясь до крови, а вокруг опять: корица, огневиски и потрясающий
У него снесло крышу.
А как иначе это объяснить?
Он ненавидел ее.
Черт подери, он ненавидел ее каждой клеточкой.
Так почему он тогда не может остановиться и целует ее, целует, целует и целует...
Он думал, что просто позабавится, глядя, как девчонка будет краснеть и синеть от стыда, а потом отпустит ее с миром. Ему не нужно было от нее ничего. Совершенно ничего! Это же Малфой! Да он бы скорее спрыгнул с Астрономической башни, чем позволил ей до себя дотронуться!
А теперь...
Это же совершенное, чистое безумие!
Сумасшедшее, сладкое безумие...
Ногти оцарапали его бок сквозь рубашку, разливая по мышцам долгий звон. Вся она, все в ней, вся эта бледная до мерзости кожа, и эти отвратительно выбеленные волосы чистокровной до мозга костей ведьмы, и губы...
Мерлин, Сириусу хотелось закусать их до крови, но кровь, которая должна была оказаться чистой и едкой, как хлорка, оказалась на вкус как сама жизнь: соленая и горячая.
Все это было до омерзения сладко.
«Остановись, остановись, остановись!» — тикал его парализованный бесполезный мозг.
Она тоже укусила его, пропуская нижнюю губу между зубами, и теперь уже собственная кровь хлынула в рот. Сириус сорвал ворот ее рубашки. Из-под белой ткани показалось маленькое матовое плечо, и он сам со стоном припал к нему, облизывая и кусая его. Дрожащие от возбуждения руки шарили по всему её телу. Он сорвал её лифчик, втянул в рот торчащий, нежно-розовый сосок.
«Что ты делаешь, безумец, да остановись же!»
Она была слишком маленькой для него. Совершенно не думая, он схватил Малфой и усадил на парту, силой раздвинул ее ноги и снова нетерпеливо припал к ненавистной, сладкой коже, скользя сведенными зубами по ее лицу, прикусывая подбородок, скулу, шею, за ухом, снова шею... да-да-да, сладкая, сладкая, сладкая...
Член у него стоял колом. Сириус прижимался к ней, непроизвольно двигался и терся об неё, чувствуя даже сквозь ткань, какая она невыносимо горячая там. И она отвечала ему, отвечала, подаваясь навстречу, выгибаясь под ним...
«Мерзкая малфоевская гадина, останови это, хотя бы ты останови это безумие, раз я не могу!»
Да, сам он не мог. Ему легче было оторвать себе ногу, руку или даже голову, чем перестать прорываться внутрь этого ненавистного тела.
Он мог бы взять ее в любую секунду, потому что
Сириус отлепился от её рта и снова присосался к шее, одной рукой горячо обнимая гибкое тело, а другой полез ей под юбку и...
И тут это случилось.
Твердый кончик волшебной палочки воткнулся ему в вену на шее.
Несколько тяжелых ударов замедляющейся крови...
Он сглотнул, отчего стало только больнее, и откинул голову, повинуясь нажиму палочки.
— Отвали! — прорычала Малфой с искренней ненавистью кривя губы, вкус которых все еще был у него на языке.
Ушат ледяной воды на голову.
Сириус отпрянул от нее и врезался в стол.
Малфой тяжело дышала и выглядела совершенно ужасно — лохматая, с мокрыми глазами и губами, в съехавшей набок рубашке... на шее и плечах завтра точно появятся сюрпризы.
И это все сделал он.
Сириус снова рванул к ней, но урвал только одно прикосновение к шее — и его резануло какими-то паршивыми дурмстранговскими чарами.
— Я сказала, отвали!
Когда он очухался, Малфой уже была у двери, но по-прежнему держала его на прицеле.
— Никто... — она подавилась своими словами. Сириус тоже, потому что мысленно все еще находился у нее во рту. — Если ты хоть кому-нибудь...
Она швырнула в него палочку, схватила свою сумку и вылетела из кабинета, грохнув дверью так, что на пол просыпалась каменная крошка из стен. Сириус пару секунд постоял в мучительной звенящей тишине, а потом размахнулся и со всей силы врезал ногой по парте.
Он плохо помнил, как добрался до башни Гриффиндора.
Подземелья, скользкие стены, факелы трещат на стенах.
Камни холодные, а лоб горячий, и пульсирующая кровь распирает каждый гадский капилляр.
Он только что чуть не поимел Роксану Малфой.
И ее кровь, и слюна, и вся она, и весь ее запах теперь в нем.
От одной мысли затошнило так, что он согнулся пополам, но позыв оказался пустым. Конечно. Он ведь ничего не ел.
Мерзкая.
Отвратительная.
Вычищенная поколениями до последнего гена.
Как ты и хотела, матушка.
Снова позыв.
Сириус упал на пол и прислонился спиной к упоительно холодному камню. Если бы стена была живой, она бы сочувственно погладила его по волосам, как это делала миссис Поттер в детстве, когда думала, что он спит.
Что произошло?..
Что с ним случилось такое, что он вдруг просто перестал себя контролировать?!
Сириус тяжело застонал и вцепился в волосы.
Никогда ему еще не было так паршиво.
— Малфой?
Роксана дернулась от звука чужого, не того мужского голоса и обнаружила себя в гостиной Слизерина.