Дни мародёров
Шрифт:
— Я хочу быть на свадьбе! — повторила она и, к своему ужасу, почувствовала, как на глазах выступили слезы. Не хватало еще расплакаться. — Люциус...
— Я запрещаю тебе появляться внизу.
Вот и все.
Без каких-либо объяснений.
Так захлопывают дверь у человека перед носом. Коротко и твердо. Кричи, не кричи...
От злости Роксана даже забыла, что хотела сказать.
— Да что я такого нахрен сделала?! — наконец крикнула она, беспомощно разведя руки. — Что, раз ты меня даже выслушать не хочешь?! — страшно захотелось топнуть ногой.
— Что ты такого сделала? — вкрадчивым голосом переспросила Эдвин, отпуская дверную ручку и подступая
— Мама!
— Все наши гости уверены, что ты сейчас во Франции! Как мне прикажешь объяснить твое возвращение?
— Попробуй сказать им, что я тоже здесь живу!
— Молчать! Не заставляй меня... — Эдвин опустила глаза и наконец заметила наряд дочери. Что-то дрогнуло в ее прекрасном лице, взгляд голубых глаз провалился. Роксана невольно отступила назад, но мать вдруг схватила ее за локоть и дернула на себя.
«Останутся синяки», — подумала девочка.
— Это еще что такое? Что за вид?! Где ты взяла эту дрянь? — она схватила черный невесомый шифон в кулак, и Роксана испугалась, что она сейчас его порвет, но Эдвин разжала руку.
— Купила, — храбро заявила девушка. — Ты, наверное, не заметила, но за несколько лет я выросла из своих старых платьев!
— Ты потратила наши деньги на... на магловские тряпки?!
— Эти тряпки сшиты известным ди...
Эхо пощечины разлетелось по комнате.
Роксана схватилась за ушибленную щеку, смаргивая невольно выступившие слезы, и в ужасе увидела, как из ридикюля на локте матери вылетела волшебная палочка.
— Мама...
— Я говорила тебе, что сделаю, если увижу их на тебе еще раз?
— Я прошу тебя...
— Диффиндо!
— Мама!
Роксана вскрикнула, почувствовав, как лезвие режущего заклинания проходит в миллиметре от кожи. Ткань треснула, и тугой лиф платья скользнул вниз. Роксана подхватила его свободной рукой, не переставая умолять мать не делать этого, но, невзирая на мольбы дочери и ее попытки высвободиться, Эдвин с силой махала палочкой так, словно у нее в руке была сабля или кнут. Роксана кричала, плакала и ругалась, но роскошное черное платье, усеянное сияющими алмазиками, уже жалкими лоскутками опало на пол вокруг ее ног, и его было не вернуть, а сама девушка осталась стоять посреди комнаты в одном белье, вздрагивая от страха, и с алым пятном на щеке.
— Истинная Малфой не позволит себе явиться на свадьбу старшего брата в маггловских тряпках. А также не позволит своей дочери явиться в них, — сказала Эдвин, бережно пряча палочку в ридикюль. — А теперь ступай. И чтобы я не слышала ни звука. Тобби!
Раздался хлопок, и в комнате появился согнувшийся от старости
— Что желает моя госпожа?
— Проводи мисс Малфой в ее покои, она очень устала, — твердо сказала Эдвин. — И проследи, чтобы она не покидала их до самого утра, — женщина распахнула дверь, впуская в комнату голоса гостей, доносящиеся с первого этажа. — А если попытается уйти — немедленно сообщи мне, — эльф еще раз поклонился и она вышла.
Услышав долгожданное посапывание, Роксана тихонько повернула дверную ручку и выглянула в щелку.
Все, что она смогла увидеть — это коротенькие ноги эльфа, по-детски свисающие со слишком высокого для него стула, и длинный нос. Услышав скрип двери, эльф недовольно всхрапнул, промямлил что-то и снова захрапел.
Девушка аккуратно потянула дверь на себя и на цыпочках пробежала к раскрытому рюкзаку, который лежал на ее постели.
На тумбочке рядом лежало письмо, которое она получила примерно пятнадцать минут назад.
«Привет, киса!
Я — просто дерьмо. И мне стыдно. То есть нам всем. Потому что мы все — дерьмо. Но стыдно нам не поэтому.
Если что, тот мудак все-таки остался жив, так что мы не при делах. Прости, что так долго не отвечал на твои письма. Ты, наверное, слыхала, что мы с ребятами теперь охрененно круты. Одна богатая благодетельная задница выписала нам чек на кругленькую сумму. Не знаю, с какого черта. :D Короче, детка, второго числа мы с парнями даем маленький концертик в Каледонском лесу, может, слыхала или видела наши афиши? Там еще всякая муть про событие века и бла-бла-бла... хрень, в общем.
Зачем я тебе об этом пишу? Я не забыл, что это из-за нас тебя выперли из Дурмстранга (хотя эта школа — полный отстой, но все равно). Я возвращаю тебе долг и присылаю билетик. Сейчас ты их уже хрен где достанешь, так что пляши, киса. Будет отличная тусовка. Я знаю, о чем ты думаешь. Расцелуешь меня после. Буду ждать тебя под сценой. Донаган»
Комната Роксаны напоминала музей: огромное воздушное пространство, голубые и сливочные тона, потолок в лепнине, тяжелые шторы в пол и зеркальный светлый паркет, по которому можно было бы кататься на коньках, как по льду, если бы не ковер размером с лесную полянку, высокие лазурные стены, огромные картины в тяжелых рамах, всюду хрупкие столики со всякой ценной чушью, в виде тоненьких фарфоровых волшебниц, хрустальных гиппогрифов и яиц феникса, инкрустированных драгоценными камнями.
Всё это было до тошноты роскошно и помпезно и было бы совершенно непригодно для жизни, если пребывание Роксаны, пускай и нечастое, не оставило на комнате свой, особенный след.
Подобно птицам, вырвавшимся из клетки, магловские книги занимали все горизонтальные поверхности в комнате. Казалось, что они вот-вот все вместе снимутся с места и стаей упорхнут в широко распахнутое окно. Фавориты с оторванными обложками и разорванными корешками лежали под кроватью, подальше от чужих глаз. Вперемешку с книгами повсюду валялись музыкальные пластинки, безликие черные кассеты, некоторые с безнадежно выпущенной лентой и одежда. Одежды было столько, что можно было подумать, будто гигантский платяной шкаф, стоящий за расписной китайской ширмой, стошнило, и его содержимое, вырвавшись из деревянного чрева, облепило всю комнату, повиснув на светильниках и статуях.