Дни мародёров
Шрифт:
— Значит тот человек, который напал на неё... был оборотнем?
— Получается так. Во всяком случае это объясняет его агрессивность. И бедный Бо, ни в чем не повинный ребёнок, унаследовал его болезнь. Первое его превращение было самым... страшным, что я когда-либо видел в своей жизни. Страшнее этого была только реакция Валери. Мне казалось, что она сошла с ума. Мы пытались забрать у неё малыша, потому что он мог покусать и её, но она не отдавала его, билась, кричала так, мне пришлось оглушить её, а крошечного, беспомощного младенца связать и лишить голоса, чтобы в городе никто не узнал о происходящем. Мы жили в обществе, обуреваемом страшным религиозным фанатизмом и волшебство творилось в городе исподтишка, за плотно закрытыми дверями. Это была самая страшная ночь в моей
Ремус промолчал. Нет, он не понимал.
Но Джекиллу об этом знать не обязательно.
— А как же вы? — спросил он. — Ведь он мог покусать и вас?
— О, я был вне опасности, — Джекилл слабо махнул рукой. — На тот момент у меня было...средство защиты.
— И что было дальше? — нетерпеливо перебил Ремус. — Что же случилось с Бо?
Джекилл навел палочку на чайник и из носика снова вырвалась струйка пара.
— Я уже сказал тебе: мы жили в непростом обществе. Появление незаконнорожденного ребенка и без того вызвало осуждение. Валери превратилась в объект сплетен и насмешек, а детям запрещали общаться с Бо. Но это было ещё терпимо. Мы собирались уехать из Уиллоу-Крик и перебраться в какую-нибудь волшебную деревушку, однако нам это не удалось. Одна из городских патронесс увидела, как Бо ест сырое мясо.
Что-то колыхнулось у Ремуса в памяти, но он отмахнулся, во все глаза глядя на доктора Джекилла.
— Слухи распространились очень быстро. За домом Валери установилась слежка. А потом, в одно полнолуние в дом ворвались люди, — Джекилл прижимал кулак к губам, устремив рассеянный взгляд в прошлое. — Они атаковали нас, связали Валери и у неё на глазах сожгли мальчика заживо, — Джекилл зажмурился и покачал головой. — А мы все ничего не могли поделать, потому что собралось полгорода и все они были маглами, — Ремусу начало казаться, что он оправдывается и не совсем перед ним. — Сотня маглов-свидетелей, ты сам понимаешь, чем это грозило... мы были...у нас во всех смыслах были связаны руки. Бо умер, так и не вернувшись в человеческое сознание. Валери как-будто сошла с ума, — профессор покачал головой. — Я даже не хочу говорить тебе, что она сделала. После этого она... она как-будто прошла через поцелуй дементора: перестала есть, спать и только сидела на постели, исхудавшая, безучастная ко всему и говорила что-то о Трансильвании.
Ремус боялся пошевелиться. Ему казалось, что он сам сидит не в кабинете защиты от темных сил, а видит перед собой полубезумную девушку с горящими глазами, сидящую на разобранной постели в одной ночной сорочке.
— Потом, когда срок её домашнего ареста закончился, она уехала. Не сказав ни слова — собрала вещи и уехала в Румынию, как раз в то время, когда там бушевали первые бунты колоний. Мне она не писала и о том, что происходит, я узнавал из газет. А потом, спустя пять лет после её побега, в наш старый город вдруг ворвалась банда оборотней под предводительством самого Сивого. И....скажем так, это был Солсбери десятилетней давности, только тогда в живых не оставили никого. Я понял, кто натравил их. Честно говоря, сначала я думал, что Валери разыскивала того человека, а в итоге оказалось, что она вынашивала план мести и с её подачи организация заключила с оборотнями сделку — один город в обмен на покой всех других городов. И, наверное, последующих нападений в самом деле удалось бы избежать, если бы Министерство не устроило облаву на колонию Сивого и не нарушило тем самым договор. Оборотни обвинили волшебников в предательстве и с того момента и до сегодняшнего дня опустошают города графства один за другим. И, по сути, вся эта кровавая резня началась со смерти невинного ребёнка. А точнее, с животной несдержанности, грязи и похоти одного-единственного человека.
Джекилл замолчал. Над столом повисла тишина.
Чай совсем остыл,
— А что стало с её братом? — сипло спросил Ремус. — Он жив?
— О, я не сказал? Уильям сбежал из дому вместе с табором вампиров, через месяц после того, как с Валери произошло это несчастье. Возможно, он всё ещё жив, но Валери никогда не говорит о нём.
Ремус уставился в свою чашку.
В голове его как-будто побывал торнадо.
— Выходит, профессор Грей видит во мне...своего погибшего сына? И ненавидит за это?
— Ремус, я уже сказал, она не ненавидит тебя. Просто... — он поморщился. — Всё это очень запутанно и болезненно. Вы удивительно похожи, ты и Бо. Оба стали жертвами этой болезни случайно, оба (ты уж меня прости) превратились в изгоев, к тому же, вы родились примерно в одно и то же время и сейчас были бы сверстниками. Да и внешнее сходство, если честно, тоже присутствует. Возможно, она считает, что ты в какой-то степени...
— ...занял его место? — угрюмо спросил Ремус. На него вдруг накатила необъяснимая жуть.
Джекилл кивнул.
— Поэтому я и сказал, что тебе не стоит браться за починку этого лука, — Джекилл снова тронул пакет. Ремус вздрогнул, когда хрустнула оберточная бумага — он уже и забыл про цель своего визита. — Это лук был вырезан из орешника, который вырос над могилой Бо. Когда волшебник или волшебница умирают, энергия не уходит в никуда...кажется об этом писал какой-то магловский учёный. Если волшебная сущность не воплощается в призраке или полтергейсте, тогда её впитывают находящиеся поблизости живые существа — животные или деревья. Может поэтому у маглов и существует так много страшных историй о кладбищах, — добавил он с улыбкой. — Для профессора Грей этот лук имел большое значение, потому что связывал её с Бо, теперь это просто кусок дерева. Волшебная природа, которую он впитал, вышла из него в момент слома и ты никак не вернешь её обратно.
— Но ведь я виноват... неужели я ничего не могу...
— Самое лучшее — просто забыть обо всем этом.
Ремус насупился, но спорить не стал.
У него возникла идея получше.
— Побольше усердия, мистер Петтигрю!
Шел урок трансфигурации. Сегодня проходили трансфигурацию конечностей. Тема была достаточно сложная и класс справлялся со скрипом, в то время как Джеймсу и Сириусу задание далось в легкую. В отличие от Питера.
Он поднял голову, когда Макгонагалл остановилась возле их парты. Питер разволновался, покраснел, когда к нему повернулись головы остальных студентов и снова поднял палочку. Наблюдая за его попытками, Сириус рассеяно почесал себя за ухом когтистой лапой, а Джеймс, взглянув на секунду, снова опустил голову и принялся разрисовывать своё копыто маленькими молниями, снитчами и другими, довольно неприличными рисунками.
У Питера так ничего и не вышло. Его рука, которая, по идее должна была превратиться в большую крысиную лапу, поросла редкими волосами, но они мгновенно осыпались, едва он убрал палочку.
Макгонагалл поджала губы и покачала головой, что могло означать только одно: дополнительно тренироваться дома. Лапа Бродяги, когтистая, поросшая шелковистой черной шерстью удостоилась одобрительного кивка.
— А это что такое, мистер Поттер? — поинтересовалась она, указав сухощавой узкой ладонью на его копыто. Джеймс поспешно попытался прикрыть рукой свои художества. — Вам, кажется, было велено превратить предплечье, кисть и пальцы в лапу крупного хищника. А это...
— Творческий подход, профессор, — он поправил очки.
Макгонагалл только головой покачала, кажется, с трудом смиряясь с его неслыханным бунтарством и прошла мимо, а Джеймс, ухмыляясь, вернулся к рисункам.
— Мисс Малфой, чего вы ждете? Раз-два-три, Brachiо Formamentum!
Джеймс поморщился от чересчур громкого голоса.
Голова всё ещё раскалывалась после вчерашнего огневиски, к тому же ночью ему приснился красочный и развернутый эротический сон, в котором главными героями выступали Лили Эванс и Эдгар Боунс, так что Джеймс проснулся слегка очумевшим и даже прогулка по лесу и встреча с десятком боггартов-волков не прочистила ему голову...