Дни ожиданий
Шрифт:
В 196… году на остров прибыла большая геодезическая партия с материка и работала полгода. В ТЗП обратили внимание, что партия, закупая в каждый очередной раз продукты, отказывается от мяса — и от консервов, и от свежей оленины. Ну что ж, может, там все вегетарианцы или просто запас большой привезли с материка.
Но однажды Нанук пришел к Винтеру и свалил у него в коридоре оленьи рога и несколько копыт. Тут уж не надо быть младшим научным сотрудником, чтобы определить — дело рук человека, убиты олени, которые здесь на вольном выпасе.
В ту же ночь Нанук и Винтер выехали на собачьей упряжке на восток острова, к балкам геодезистов. Прибыли ранним утром. Никто их не ждал. В балке-столовой
— Мы нашли на острове остатки десяти загубленных оленей. Там, в столовой, — одиннадцатый. Сколько вы вообще застрелили? — задал наивный вопрос Винтер.
Молодой начальник партии молчал. Потом спросил:
— Где нашли?
— Это нетрудно, если пройти по всем следам вашего вездехода.
Молодой начальник партии знал, что здесь он выполняет важное государственное задание. В конце концов, его не заменят, а Арктика спишет все, думал он.
— Подпишите, — сказал Винтер. И протянул акт.
Акт был подписан.
Начальник партии, подписывая документ, не учел одного пункта — при аресте браконьеров у них изымается оружие и транспорт — средства передвижения.
Материк подтвердил справедливость действий Винтера, дал добро на конфискацию охотничьих ружей, оговорив, что боевые карабины должны быть возвращены предприятию.
«А транспорт?» — дополнительно запросил Винтер. И вскоре начальник партии был снят, отозван на материк, а через месяц, после завершения всех работ, геодезический вездеход поступил в собственность заказника, в сельсовете были оформлены бумаги, и Винтер стал единоличным владельцем транспорта, получив благодарность и денежную премию управления.
Вот почему о Винтере знали всюду, где есть браконьеры и управления охотничьих хозяйств.
…Неуютна жизнь холостяка — особенно на острове. Ояр Винтер умел хорошо готовить, но у него никогда не было продуктов. Вернее, продукты были, но он не умел их хранить и всему на свете предпочитал консервы и бутылки. Консервы валялись в столе, под койкой, в книжном шкафу и в коридоре. Все, кто останавливался у него, щедро пользовались разбросанными пищетоварами, но бутылки ему было жалко, поскольку на острове действовал «сухой закон», и выбить в ТЗП бутылку водки или спирта было проблемой. Если кто-то в отсутствие Винтера набредал на его шкафчик, то видел объявление и, позаимствовав из шкафчика, возвращал, как положено, в двойном количестве. Винтер в накладке не был. Только однажды, вернувшись из поездки по острову, он обнаружил вместо бутылки шесть флаконов тройного одеколона, что явно не соответствовало эквиваленту взятого. Он выяснил, что приезжал командированный, у которого ну никаких связей в ТЗП не было, и пришлось возместить недостачу единственно возможным для него способом. Ояр понял его и простил, и дверь его дома по-прежнему никогда не закрывалась.
Дом его неказист, наполовину занесен снегом — стоит на самом берегу, на семи ветрах. Две комнаты, кухня, коридор, туалет в доме, что весьма редко бывает в северных домах.
Систему отопления он позаимствовал у полярников. Из бачка на стене по тонкой трубке стекала солярка на старую сковороду, которая стояла в печи. Мощность струи солярки можно регулировать краником. Солярка горела, печь гудела, и пока был огонь, в доме было тепло. За ночь же все тепло выдувало, если ты ленился вставать и наполнять бак горючим. Восемь ведер солярки съедала такая печь за сутки.
В доме всегда пахло кочегаркой, машинным залом, ремонтной мастерской. Потолок и стены закопчены, и, если кому-нибудь в голову пришла бы идея заняться утренней гимнастикой и устроить бег на месте, с потолка и стен посыпался бы мягкий черный пух, лохмотья копоти, этакий черненький новогодний снежок.
Все полки, стеллажи
Книги были лишь по специальности — охотоведение, природа, учебники по таксидермии, климату Арктики, течениям северных морей и другие, изданные Гидрометеоиздатом.
— Не присылают нам художественной литературы, — жаловался он постояльцам. — Вот и читать нечего. Ни в магазине ничего нет, ни в библиотеке — который год закрыта. У полярников есть библиотека, там можно брать.
Но одна книга у него все же была, подарок Христофора Кучина: добыл тот ее по случаю в букинистическом магазине на Арбате за семь рублей пятьдесят копеек. Вот эту единственную книгу и читал долгими пурговыми темными ночами Ояр. Винтер читал и удивлялся описанной там южной жизни, такой непохожей на северную, и решал про себя никогда не приезжать на юг.
Это был пятый том собрания сочинений Клода Фаррера, «Окоченевшая любовница» издательства «Современные проблемы», Москва, 1927 год, перевод с французского М. Коваленской и Г. Павлова.
«Нам бы эти проблемы», — вздыхал Винтер.
И тайно мечтал о том времени, когда он распрощается с островом и приедет в город Магадан. Любил он этот город больше Риги. Приедет и сбросит северные доспехи, наденет костюм и галстук, выйдет на улицу, а навстречу ему она — юная акселератка, длинноногая и веселая, молодая и свежая, как утренняя рижанка двадцати неполных лет. Что скажет он ей, он, закоренелый холостяк? А что можно говорить в таких случаях? Не знает Винтер… И ни в одном учебнике по охотоведению эта ситуация не предусмотрена. Может, у Фаррера есть что-нибудь на этот случай? Открывает страницу, читает: «Ее мордочка была бледнее рубашки на фоне светлого шелка ее волос», переворачивает страницу, опять про то же: «Она — само очарование, может быть, немножко бледновата, но, впрочем, это дело вкуса…» Нет ничего про полярную ночь, пургу и трудовой энтузиазм. Откладывает Винтер занимательное чтение и думает: «Вот не уезжаю я отсюда, да и вообще не уеду… Что я там с деньгами своими делать буду, если робею и двух слов связать не могу».
Дом на юге ему не нужен, золото, дубленка, подписка на Дюма тоже, машина ему не нужна, новый галстук и модная прическа тоже ни к чему, деньги какие-никакие идут и так, за работу, за то, что он делает, к больше ему не надо, и так хватает, был бы остров, и порядок на нем, и чтоб белые гуси на гнездовьях не замерзали, чтоб не заносило их неурочным снегом, чтоб не ел их кладок наглый песец, да чтоб самолеты полярной авиации не летали так низко над лежбищем, не пугали бы моржей, а то те от испуга давят друг дружку, да хорошо, чтоб и мишки остров не покидали, пусть всегда тут выводят потомство, а уж о тишине он, Ояр Гансович Винтер, позаботится, позаботится сам, обязательно, иначе ждет его самое страшное наказание — перевод на материк, где поют соловьи. А семейный неуклад — ну что же, умная да хорошая сама Винтера найдет, пусть он зря не старается. Но он об этом тоже не знает, хотя и сетует на одиночество, иногда, в минуты душевных невзгод.
«Вот если б мне кто-нибудь мальчишку отдал, усыновил бы я мальца, маленького-маленького… Вот кому со мной на острове было бы хорошо, — думает он. — Легко Антоше Машкину, у него хоть Ноэ есть…»
Услышав шум на крыльце, Варфоломей пошел встречать гостей. В кухню ввалились Винтер, Христофор Кучин, Чернов и Машкин.
— Ага, вы уже здесь? — спросил Ояр. — Ну что же, располагайтесь где удобней. Мешок спальный я вам дам, этого добра у меня полно.
Варфоломей кивнул: