Дни яблок
Шрифт:
Внизу звякнул колокольчик, и хлопнула дверь — в магазин вошли покупатели.
Лампочка под потолком моргнула.
Я потрогал корешок обтянутой чёрным книги, на ощупь она была шероховатой. Пуговица на обшлаге зацепилась за полку, я дёрнул рукой, шкаф скрипнул, я дёрнул рукой ещё раз, рукав отцепился; треснула нитка, покатилась по полу пуговичка. Из верхнего ряда высунулась книжка, побалансировала мгновение, словно раздумывая — и свалилась вниз, саданув меня по макушке.
— Коварство какое, — проворчал я. — теперь ещё лезть наверх. Блин.
— Как
— Нет! — отозвался я. — Только кофейник…
Книжка валялась, распахнутая посередине, напоминая распоротую перину. Я уселся прямо на полу, презрев пуфик. Потёр голову. И придвинул к себе книгу…
«Иван Рак. В стране пламенного Ра. Легенды и мифы Древнего Египта», — прочитал я на обложке. Разворот гласил:
«Ка — подобие человека, его Двойник. Человек и его Ка похожи, „как две руки“, — поэтому слово „Ка“ пишется иероглифом, изображающим две руки, поднятые кверху. Ка изображается или точно так же, как и сам человек, или в виде тёмного, похожего на тень силуэта. После смерти человека Двойник-Ка обитает в его гробнице. Ему приносят жертвы в заупокойную часовню. В то же самое время Ка живёт на небесах и ни в земной, ни в потусторонней жизни с человеком не встречается».
— Хочешь кофе? — спросила Марта. — Чего ты сидишь на полу? И что тут так упало?
— Настроение, — буркнул я. На темени вызревала шишка.
— Жертвы есть? — осведомилась она.
— Только разрушения, — ответил я и взял у неё чашку с кофе. — Деревню Гадюкино смыло…
Марта отхлебнула кофейку.
— Я бы не советовала тебе эту книжку, — заметила она, — ты сказки, наверное, перерос. А вот это действительно интересно. — И она сунула мне в руки толстый томик. «Тесей» было написано на обложке, золотым по зелёному.
— Двадцать пять, — заметила Марта как бы между прочим, — отдам за двадцать. Тебе.
Я достал две десятки. Встал, расплатился, допил кофе. Отправил «Страну пламенного Ра» на место.
— Как мама? — спросил я.
Марта поболтала чашкой.
— Если бы не… — пробормотала она, — то… А так уже бегает. Окна клеит. Дыхательную гимнастику осваивает, по Стрельниковой. Это что-то…
— Ну и классно, — смутился я, — в добрый час, в общем… Пусть будет так…
За спиной кто-то засмеялся, тихо и противно.
— Ты слышал? — встревожилась Марта. — Что-то шипит. Вообще как-то нехорошо сегодня: сквозняки всюду, лампочки моргают, батарея фыркает. У Веры сметана скисла прямо в холодильнике. Злая, как собака.
— Сметана? — резвяся, спросил я. Мы спускались по лестнице, и ступени гудели у нас под ногами.
— Вера Ивановна, дурень, — беззлобно заметила Марта. — Так что беги быстренько. Она за свой кофе нас в пыль смелет. Точно-точно.
Я вышел из магазина, — колоколец брякнул за моей спиной, я оглянулся, хотя делать этого не стоит никогда, а в Дни, когда Вход становится Выходом, тем более.
На втором этаже, за полукруглым окном-долькой, мелькнуло лицо — некто невысокий стоял в покинутой комнате и глядел вниз на
Тут меня за плечо ухватили, очень даже властно. — «Reser…», — пискнул я от неожиданности и Старые слова горохом посыпались на асфальт.
— Ну, привет, гуляка, — сказала мама, развернув меня к себе. — Я как знала, что ты мимо школы пройдёшь. Глазки у тебя утром так и бегали. Что, интересно, ты здесь делаешь?
— Иду за булочками с корицей, — с достоинством ответил я. — А вот что здесь делаешь ты?
— Была в министерстве. Иду на работу, — отчиталась она. — Булочки я уже купила, только что, в кулинарии.
— После тебя там делать нечего, — отступил я. — Может, в школу сходить?
— Думаешь? — несколько высокомерно спросила мама.
— Иногда.
— Ладно, — подытожила мама. — На твоё счастье, у меня времени мало… Какой-то ты сам не свой. И губу опять кусаешь… кровит вон. Поговорим дома. Я пошла.
И туман сомкнулся за ней.
III
Падение года начинается в месяце вепря
Всю осень в том году синоптики говорили о небывало тёплом октябре. Буквально хором. Обычная ложь, считаю я, но, возможно, имел место и злонамеренный недосмотр. Где жили они все, эти отщепенцы, псевдоавгуры, лжепророки метеорологии? На Кубе? В Конго? Среди степей? Честное слово, колено моё до сих пор гораздо оперативнее метеосводок, а главное, не ошибается. Солнца не видно уже шестнадцать дней. На улице бесконечный дождь, день за днём, туман и слякоть — в общем, прекрасные условия для скрытых дел, границы размыты.
Я должен был бы догадаться сразу… Ещё за неделю до дня рождения. Я должен был понять. Но в те дни не было мне знания.
Мама позвонила мне от «Глории», с того самого перекрёстка, где спустя время я покупал хурму, а приобрёл гранат задаром.
— Лесик, — сказала мама, — спустись. Я тут, у нижнего входа, под дождём, в будке. Мне достали яблоки…
В нашей семье что-то не так с именами. Стоит какому-то вполне человеческому имени подобраться к нам поближе, оно преображается — укорачивается, удлиняется, изменяет само себе, выкручивается до полной непохожести. Мою маму зовут Алла, и имя её переменчиво, словно море.
— Лика! — рявкает из комнаты дядя Жеша. — Я выключатель ваш починил. Не бейте по нему кулаками снова. Техника хрупкая! Лика, ты слышишь или нет?
— Только Жеша называет меня старым именем, — тихо говорит мама, внимая этому рёву.
— Ты что-то сказал? — кричит она в ответ. — Я не разобрала, ближе подойди…
Излишне говорить, что дядю Жешу по паспорту зовут Геннадием.
Лия Петровна, — говорит маме соседка. — О! Я должна к вам зайти в пятницу, но не знаю, какая буду, зайду сегодня. Вы, надеюсь, не против? Померим давление.