До чего ж оно все запоздало

Келман Джеймс

с ним, это происходит с ним, о господи, друг, это с ним происходит, он начинает дышать глубоко, плечи трясутся, никак он их не остановит, он скребет ногтями подбородок, шею, рвет их, как будто под кожей кишат какие-то ползучие твари, вцепляется в лицо, в скулы, оттягивая плоть под глазницами, ладно, ладно, дыши, просто дыши, просто дыши, оставь в покое глаза и избавься от этого, от этого

голос малого

Да, я-то в порядке, в полном порядке.

На отличном концерте был две недели назад, в Эдинбурге, с подругой. Полный блеск…

Сэмми изгибается, чтобы

вытянуть из-под себя подушку, потискав, запихивает ее за спину, под копчик. Сцепляет ладони и сидит, сгорбившись, сжавшись; сидит так какое-то время. Хотя мог бы и вмазать. Этому долбаному хмырю на соседней шконке, друг, вот кому, вот кому, на хер. И любому мудаку, который к нему сунется, тоже. Он перекашивается, чтобы вытереть левым запястьем нос, и обнаруживает, что подбородок у него мокрый; слюна, он обслюнявился, обслюнявился, как младенец. Ну ладно.

Ну, вы же сами говорили, извращенные представления о дружеской лояльности, но, может быть, на сей раз мы сумеем его уломать.

Вздох. Щелчок зажигалки.

Дайте ему тоже.

Вот… В губы Сэмми вставляют сигарету. Может, это и означает, что ему кранты, но Сэмми ее принимает. Да и какая разница, никакой, на хер. Он глубоко затягивается, медленно выдыхает дым. Голова сразу идет кругом.

Молчание продолжается. То есть они-то разговаривают, отойдя от него подальше, время от времени ему удается различить слово-другое. Да что проку; если они не хотят, чтобы их слышали, он ничего и не услышит. Сэмми стряхивает пепел в левую ладонь, затягивается еще разок, надолго, поглубже втягивая дым. Косячок бы сейчас; эй, джон, а коксануть у вас тут не найдется? а то я в камере целую ночь просидел, так голова у меня охеренно… Почти минуту Сэмми улыбается сам себе.

Что это у них там звякает. Кто-то подходит к нему. Вот; чашка чая. Ставлю рядом с твоей ногой.

Он нагибается. Неудобно. Вставляет сигарету в губы, делает еще попытку, стараясь, чтобы дым не попал в глаза. Чай еле теплый, и сахару в него навалили до хера. Он как-то читал про одного еврея и черного, как они встретились в нью-йоркском кафе, пили кофе, у обоих не было ни гроша, и оба знали, что у другого ни гроша нет, да и не было никогда, ну они и налегли на сливки и сахар. Мутотень сраная. Он выпивает половину чашки, возвращает ее на пол, прислоняется к спинке стула, откидывая назад голову, пока та почти не касается спинки, вся шея напоказ.

Чарли и сам о себе позаботится. Сэмми он считал бесполезным засранцем, так что тут никаких проблем, все дело в том

выбраться отсюда. А как ты отсюда выберешься? Сэмми забыл, как это делается. Да, похоже, и не знал никогда. Как тебе, на хер, разговаривать с этими мудаками? Может, если они станут тебя пытать по-всамделишному, тогда да, тогда у тебя просто не будет выбора. Тогда уж и неизвестно, как ты себя поведешь. В конечном итоге, если им чего-то очень захочется, они своего добьются. Чего бы они от него ни хотели, все зависит, зависит прежде всего от того, насколько сильно они хотят это получить – и насколько быстро.

Да я его сто лет не видел, бормочет он.

Что-что?

Сэмми

наклоняется вперед, затягивается, выпускает дым. Если я с ним и виделся в пятницу, так это впервые за много лет.

Вот как?

Голос сержанта. Сэмми пожимает плечами, поворачивает голову туда, откуда он доносится, вставляет в рот сигарету и нагибается за чаем. Руки трясутся, ну ладно. Он держит голову склоненной. Потом хмурится: я вроде припоминаю какой-то разговор про джазовые оркестры…

Да ладно тебе, Сэмми, не выеживайся.

Нет, что вы, я просто…

Да-да. Только одно, в тот раз, когда ты встретился с Чарли, о чем у вас шла речь?

…

Десять лет назад, когда ты встречался с ним? Ты тогда длинные волосы носил.

Э-э…

Э-э!.. Малый фыркает. Все верно, Сэмми, речь идет о событиях десятилетней давности, о вашей встрече в Лондоне… О чем у вас шла речь?

Да ни о чем.

То есть ты просто столкнулся с ним на улице? Теобалдс-роуд, если я правильно помню, – или это была Холборн?

Подключается англичанин: Холборн, да. В шесть тридцать утра. Вы направлялись к Клапамскому узлу. [25] Вы ведь в тех краях жили? Так?

25

Клапамский узел – крупный железнодорожный узел в южной части Лондона.

Я уж и не помню.

Северный Лондон, южный Лондон, восточный, западный – где? в каких местах?

Северный.

Да? Очень мило. Вы проживаете в северном Лондоне, направляетесь к Клапамскому узлу и совершенно случайно встречаете на Теобалдс-роуд мистера Барра! В шесть тридцать утра.

…

Сэмми, у нас по счастливой случайности просто-напросто есть фотография – ты и Чарли; ты вышел особенно четко, длинные волосы, как я уже говорил, жаль, что ты не можешь ее увидеть. Вот она, передо мной.

Сэмми улыбается.

Ты помнишь тот случай?

Тут у него как раз просвет, сержант, разумеется, помнит.

Я шел на работу, говорит Сэмми, мы встретились, чтобы позавтракать.

Рабочий завтрак, ну еще бы, деловые же люди.

И, ну, вы же знаете Чарли, все на бегу, я к тому, что если вы знаете про это, значит, знаете, а я-то чего могу добавить.

Стало быть, вы двое случайно столкнулись друг с другом, вы нам это хотите сказать? Он на время приехал из Глазго, вы проживали в Лондоне и просто столкнулись с ним на улице? Ничего себе совпадение.

Сэмми улыбается.

Сэмми, чем дольше мы с тобой общаемся, тем больший интерес ты у нас вызываешь.

Да ладно.

У тебя не просто концы с концами не сходятся, ты еще и создаешь нам дополнительные сложности.

Так я чего, я все-таки после этого семь лет просидел… Сэмми замолкает, нагибается, роняет окурок в чашку; окурок шипит.

Господи, так он нам всю посуду изгваздает!

Вы просидели семь лет… И что?

Нет, ничего.

Да уж какое там ничего, семь лет жизни, я бы сказал это очень даже что-то.