До каких пор буду звать?
Шрифт:
— Нет, я ничего не скрывал.
— Тогда почему ты не рассказал мне, что ты из рода тхакурани? Я же твоя дочь… Я тоже принадлежу к ее роду?
Сукхрам хотел бы обо всем рассказать Чанде. Но как он мог поведать ей, что она — плод греха? Какой предстанет она тогда перед Нарешем? Достаточно, что ее называют натни! В глазах людей натни и потаскуха — одно и то же. Люди никогда не поверят, что он сохранил Чанду в чистоте, что он не позволил даже тени всего того, что сам ненавидел, упасть на нее. Когда Каджри и Пьяри были молодыми, натов можно было в любое время обвинить в каком
— Отец! — снова заговорила Чанда.
— Да, доченька?
— Я ясно видела…
— Что?
— Груды золота и брильянтов, которые охраняла змея. Увидев меня, она опустила голову и уползла…
Слова Чанды взволновали Сукхрама.
«Кто знает, может быть, девочка говорит правду? — подумал он. — Если нам удастся завладеть сокровищами, Чанда станет богатой и знатной. Она же внучка раджи и дочь рани. Она потомок тех, кто правил Индией. Когда-то англичане были хозяевами тхакуров. Перед ними тхакуры в три погибели сгибались. А теперь попади золото нам в руки, Чанда будет жить во дворце, она сможет купить даже своего Нареша».
Ему показалось, что каждый день его горемычной жизни, каждый камень старой крепости взывает к нему: «Проснись, Сукхрам! Проснись во имя счастья своей дочери!»
Перед ним вновь предстал образ отца в день его гибели. В тот день в присутствии матери отец крикнул ему: «Ты не нат! Ты — тхакур!» И вот сегодня тхакурани явилась к нему в облике Чанды, чтобы осуществить свою давнюю мечту — завладеть крепостью. Она вспомнила о своих сокровищах.
Теперь он уже не прежний покорный Сукхрам.
«Богатство! Перед ним преклоняется весь мир. Вся деревня будет у моих ног, когда я завладею сокровищами. Даже отец Нареша забудет о своей касте и первым прибежит на поклон. Богатство! Груды золота и брильянтов!» — проносилось у него в голове.
Страсть к богатству, пробудившаяся в его душе, не давала ему покоя.
— Пошли, Чанда, — внезапно проговорил Сукхрам, решительно поднимаясь. — Может быть, я еще увижу тебя во дворце. Видно, судьба избрала тебя, чтобы осуществить то, чего не смог сделать я.
Чанда взяла факел и, накинув на себя мешковину, прикрыла его. Теперь факел был надежно защищен от дождя. Сукхрам положил спички в карман куртки и потуже затянул дхоти. Чанда подоткнула подол юбки, закрепила его сзади, и они вышли на улицу.
Дождь лил как из ведра. Дул резкий пронизывающий ветер.
— Вода в озере вышла из берегов. По краю идти опасно, — сказал Сукхрам. — Берег весь размыло. Пошли в обход.
Чанда повернула к зарослям кустарника. Вода затопила все. В саду не было видно тропинок, и в любой момент можно было угодить в яму. Чанда поскользнулась, но Сукхрам успел подхватить ее. Теперь они шли осторожнее, ощупывая каждый шаг. Кругом все окутала сизая дымка. Мраморный дворец, омытый нескончаемыми потоками воды, тускло поблескивал в свете уходящего дня. Мокрые листья вздрагивали
Мешковина намокла и отяжелела. Стоило им хоть слегка приподнять ее, как холодные струи ударяли в лицо. Лес, шумевший слева от них, изнемогал в борьбе со стихией. По нему с сердитыми всплесками хлестали потоки косого дождя, напоминавшие гигантских сказочных драконов. Подмытые глыбы земли то и дело обрушивались в пруд.
Когда Сукхрам и Чанда добрались до крепостного водоема, их оглушил могучий голос озера. Сотни бурных потоков с грохотом низвергались в него. Прибрежная трава, которая еще до вчерашнего дня поднималась чуть не в рост человека, сегодня едва проступала над водой.
Миновав водоем, Сукхрам и Чанда добрались до входа в крепость.
— Иди сюда, Чанда. Вот и главная дверь, — Сукхрам указал на одну из трех дверей, ведущих во внутренний двор.
— Разве ты бывал здесь? — спросила Чанда, переступая порог.
— Да. В молодости, вместе с Каджри.
— С кем? С моей мамой?!
— Да, — неуверенно ответил Сукхрам.
Сукхрам и Чанда сбросили с себя намокшую мешковину и положили у двери.
— Не утащат? — усомнился Сукхрам.
— Кто решится прийти сюда, дада? — рассмеялась Чанда. — Это же мой дом, сюда могу приходить только я. Можешь не беспокоиться, никто ее не возьмет!
Решительный голос Чанды еще больше встревожил Сукхрама. «Откуда в ней такая смелость? Неужели это моя Чанда? Нет, это говорит не она! Это и вправду тхакурани», — в волнении думал он.
Во внутреннем дворе всегда стоял полумрак, а сейчас из-за ненастья здесь было совсем темно. По стенам стекали струйки воды, на полу стояли лужи. Вместе с ветром сюда залетали косые потоки дождя. Под водой скрылась лестница, ведущая во внутренние помещения.
— Зажги его, дада, — попросила Чанда, протягивая Сукхраму факел.
Но спички отсырели и не зажигались. Сукхрам немало повозился, прежде чем сумел запалить факел. Тряпка, пропитанная керосином, вспыхнула ярким пламенем. В трепещущем свете факела камни на стенах принимали причудливые очертания, а сами стены, казалось, тихо шевелились.
— Дада, ты видишь? Стены нам кланяются, — рассмеялась Чанда. — Нареш — тхакур, а я теперь тоже тхакурани. Дада, почему ты мне раньше ничего не говорил о крепости? Ты знаешь, что произойдет, когда мы завладеем сокровищем? Нареш станет моим! Никто не посмеет отнять его у меня!
Сукхраму стало страшно от ее слов.
— Дада, когда ты был здесь, вы шли с мамой этим же путем?
— Да, — сказал Сукхрам. — Но мы ничего тут не нашли.
— Моей маме было тогда столько же лет, сколько и мне?
— Нет, она была старше.
— У меня была хорошая мама?
— Очень хорошая.
— Дада, а какой была твоя старшая жена?
— Она тоже была очень хорошая.
Сукхрам и Чанда добрались до незнакомой ему части крепости.
— Дай-ка факел мне, я огляжусь. Не отходи от меня, — сказал Сукхрам и пошел впереди Чанды.