До каких пор буду звать?
Шрифт:
— Ты же знаешь, что она вышла замуж. Зачем ты каждый день приходишь сюда? На что ты теперь надеешься? — сердито спросил Сукхрам.
Мне было больно слышать эти слова. Парень, вероятно, никак не мог забыть Чанду. Ведь он так ее любил!
— Нареш, ты же знаешь, что Чанду выдали замуж, — сказал я.
— Да, — кивнул он головой.
— Зачем же ты ходишь сюда? — вырвалось у меня.
Сукхрам отвернулся, но я заметил — он вытирал слезы.
Нареш ушел.
— Видел, какой он стал? Все молчит, но приходит сюда
— Но ты же сам выдал ее за Нилу, — заметил я, не обратив внимания на эти слова.
— Я сделал это не ради себя, а ради Чанды, — ответил Сукхрам.
Я замолчал. Мне нечего было сказать. Придя домой, я передал наш разговор матери Нареша.
— Хватит об этом. Теперь все кончено. Мой сын сам к ней не пойдет, — отрезала она.
— Почему?
— Она же натни. Разве этого недостаточно? Теперь Нареш пойдет по той дороге, что и другие из высшей касты.
Она мыслила обычными житейскими категориями и полагала, что теперь Нареш перестанет думать о Чанде.
— Ее же насильно выдали замуж, — возразил я. — И она до сих пор не позволила мужу дотронуться до себя. Ты понимаешь, что Нареш все еще не забыл ее?
— А я вот женю его, и забудет. Ну и времена! Совсем еще дети, а что вытворяют? Мы и пикнуть-то не смели в их годы.
В дом вошел Нареш и молча направился к себе. На мать он посмотрел пустым, отсутствующим взглядом.
— Видел, что с ним стало? — проговорила она.
— Еще не все потеряно. Я готов помочь ему.
— Но-но-но! Я ему мать! Ишь, помощник выискался! — резко оборвала она меня.
И на следующий день Нареш ушел из дому. Я решил пойти за ним. Страх за него и любопытство гнало меня.
Нареш остановился возле беломраморного дворца. Он долго стоял, думая о чем-то своем. Я недоумевал и мысленно спрашивал себя: что он здесь делает? Но потом во мне заговорила юность, и я понял: Нареш вспоминает старые места, где когда-то встречался с Чандой.
Он двинулся дальше, и я последовал за ним. Навстречу нам шла Чанда. Лицо ее было бледным, волосы растрепаны. Увидев Нареша, она в нерешительности остановилась. Нареш тоже растерялся.
— Ты?! — растерянно вымолвила она и тут же подошла к нему. — Я чувствовала, что ты придешь. Ты знаешь, как они со мной поступили?
— Знаю.
— И ты молчал?!
— А что я мог сделать?
— Что сделать? — удивилась Чанда. — А какие обещания ты мне давал, помнишь? — тихо спросила она.
— Раньше ты была моя.
— А сейчас я чья? — почти крикнула Чанда.
Нареш отвернулся.
— Вот как ты отплатил мне, Нареш? Я-то думала, Нареш меня поддержит. А ты?! Ты еще более жестокий, чем все они!
— Я
Услышав это, Чанда побледнела. Она пристально смотрела на него. Нареш не мог выдержать ее взгляда.
— А если завтра женят тебя, как тогда?
Вопрос Чанды обрадовал меня. Невольно, сама того не сознавая, женщина вступила в единоборство с мужчиной.
— Ты женщина, это другое дело, — сказал Нареш.
В этих словах, как в капле воды, сконцентрировалось все невежество, накопленное веками. Чувство превосходства мужчины настолько укоренилось в людском сознании, что его признают не только мужчины, но и женщины. Оно им кажется даже неоспоримым!
— Почему другое дело? — спросила Чанда.
— Ты должна смириться с тем, что произошло!
Меня огорчил ответ Нареша. Как был бы я рад, если бы Нареш, мужчина нового поколения, сказал: «Нет, все это ложь! Ты тоже свободна!».
— Разве ты не знал, что я натни, а ты тхакур? Ты встречался со мной из милости? — взволнованно проговорила Чанда.
Мне хотелось сказать Нарешу: прислушайся, с тобой говорит правда жизни. Он хотел что-то возразить, но слова застряли у него в горле. Он молча смотрел на Чанду.
— Значит, не любишь?
— Люблю.
— Так почему же ты боишься прикоснуться ко мне?
— Это грех.
— Грех? Почему?
— Неужели тебе непонятно?
— Грех! — воскликнула Чанда. — Лучше скажи, что ты просто никогда не любил меня, ты только притворяешься.
— Если бы я не любил тебя, стал бы я искать встречи с тобой?
— Но что во мне грешного? — зло спросила Чанда. Нареш взглянул ей в глаза.
— Ты принадлежишь другому, — тихо ответил он.
— Ты знаешь, что это не так! — воскликнула Чанда.
— Разве ты не замужем?
— Замужем, — подтвердила Чанда. — Но я осталась такой же, как была. Я не жена ему. Он ни разу не коснулся меня.
Нареш промолчал.
— Я по-прежнему твоя, — взмолилась Чанда.
— Этому не бывать, Чанда.
— Почему?
— Потому что тебя поселили в дом к другому и люди считают тебя его женой.
— Если бы вор увел твою буйволицу, привязал бы ее у себя во дворе, ты бы смирился? — спросила Чанда.
— Нет.
— Почему?
— Она же моя.
— Значит, за нее ты стал бы драться, а за меня?
— Нет.
— Но почему же? Почему?
— Потому что люди будут надо мной смеяться.
— Значит, ты отказываешься от меня? — спросила Чанда дрогнувшим голосом.
— Да.
— И забудешь меня навсегда?
— Нет, — проговорил Нареш со слезами на глазах. Чанда просияла, ей показалось, что не все еще потеряно.
— Ты правду говоришь? — спросила она.
— Разве я когда-нибудь обманывал тебя?!
— Как же ты станешь жить?