До нескорого, она же
Шрифт:
Сковородка успокоилась, и Яр вступил в разговор:
— А если бы с ней что-нибудь случилось?
— Как с ее тетушкой? — Вика рассмеялась. Смех вышел неестественным. — Да ну, брось. Кому Яна нужна? В ней нет даже десятой части тетиного таланта. Ну, поотсутствовала бы сутки-двое-неделю. Вернулась бы потом целая и невредимая, может, даже отдохнувшая. А мне бы этого времени хватило с лихвой.
— Хватило на что? — спросил Яр.
А мне тоже было интересно.
— На Влада, — она подняла голову. — На Влада бы хватило! Хватило бы, чтобы обратить на себя его внимание, которым
— Кто тебя попросил? — не выдержала я.
Про Влада не слушала. Пропустила не через себя, мимо. Не до Влада, не до Влада, не до Влада… А когда будет до него? Видимо, тогда, когда станет уже слишком поздно.
— Не знаю, — отозвалась Вика. — Честно не знаю, — она посмотрела на меня. — Этот человек был скрыт плащом, голова в капюшоне, говорил едва слышно. Голос мужской… Ростом где-то с твоего Яра. А таких в округе миллион. Так что тут я уже ничем не могу помочь.
— Ты уверена? — уточнила я.
— Не веришь? — съязвила Вика.
— Не могу больше тебе верить, — призналась честно. — Как тут верить, когда только спустя сутки узнаешь, по чьей вине мы тут оказались!
И спишь еще вместе. Вика это верно заметила.
Но вслух я признавать ее правоту, конечно, не стала.
— Как будто ты сама всегда и всем рассказываешь обо всех своих мелких ошибках, — заметила Вика.
— Тебе я теперь вообще рассказывать ничего не буду.
— Спасибо! — воскликнула она. — Спасибо демонам, я дождусь того момента, когда Заболоцкая наконец замолчит! Ну а ты, врач? Ты что скажешь? Ты тоже оскорблен до самой глубины белейшей души?
— Оскорблен, конечно, — признался Яр. — И не из-за себя.
И сковородка за его спиной была оскорблена. Она обижено молчала.
— Ура, ура, — Вика похлопала в ладоши. — Ещё один захлопнется. Я о таком даже мечтать не могла. Можно наконец-то насладиться тишиной и спокойствием. И завтраком. Обида обидой, — заметила она, не давая Яру вставить слово, — но завтрак ты готовил на всех. Обещания надо выполнять.
И правда.
Говорить только правду Вика нам никогда не обещала.
Я прошла к стулу, который от Вики отделялся столом, и молча на него села. Отвернулась. Стена. Какая красивая стена. Везучая — туфли в нее не прилетели. Но все равно не такая однообразная, как может показаться на первый взгляд. А с секретом. С оранжевым секретом.
Должно ведь это что-то значить?
Хотя я уже ничему не удивлюсь. После того, что узнала только что.
Обещание Ярослав выполнил. В самом деле приготовил завтрак на троих. В этот раз у нас был рис. С морковкой… Я последний раз такое сочетание только в школе видела, но там все хотя бы приправлялось тушеной рыбой… Красной. Захотелось рыбы. Но пришлось есть без нее. Молча.
Я теперь всегда буду молчать.
Чтобы не разочаровываться ещё больше.
И чтобы самой кого-нибудь не разочаровать. Если уж на меня всякие ерундовые неприятности так действуют, то что говорить о людях неподготовленных, еще ни разу не столкнувшихся с предательством? Так и до нервного срыва довести можно человека.
Как только вернусь, запрусь у себя в комнате, вместе с Хомячидзе, и буду там сидеть.
Бедный,
Я невольно вздохнула.
— Что опять? — отозвалась Вика.
Бросила на нее краткий взгляд, но не ответила.
— Яна? — подключился Ярослав, отрываясь от своей тарелки. Он, в отличие от меня, завтрак уже заканчивал.
Я помотала головой.
— Она обиделась, — решила Вика. — Она всегда такая была. Ещё с первого класса. Однажды я у нее тогда ненадолго взяла куклу, которую Яна приперла в школу. Красивая была кукла, дорогая, я о такой тогда могла только мечтать. Так она потом истерику закатила… И мамочке своей нажаловалась. Она тогда ещё была с мамочкой.
Я отвернулась.
Помнила я ту куклу, и истерику помнила… А вот о мамочке предпочитаю не вспоминать.
— Но все поменялось, — продолжила Вика. — Мне осталось лишь завоевать внимание того, кого я выбрала, и все в моей жизни будет просто замечательно.
— Он уже совершил свой выбор, — отозвалась я все же. Точно знала: говорим мы об одном и том же человеке. Колдуне. Черном колдуне.
— А я докажу ему обратное, — Вика мотнула головой. — Сразу, как выберусь отсюда. Янтарь, говоришь? Пусть будет янтарь! Попытайся связаться с отцом и сказать ему об этом. Сделай хоть что-нибудь, Яна!
Я бросила на нее сомнительный взгляд.
Видимо, Вика решила действовать — и неотложно.
Впрочем, я и сама не собиралась сидеть на месте, сложив руки — раз уж по мою душу кто-то начал охоту, и мы опять угодили в приключение. И пусть Вика этому поспособствовала, очень сильно. И пусть она хотела — на недельку — от меня избавиться. И пусть она хочет забрать себе Влада — пусть…
Я встала со стула, отставила тарелку с недоеденным завтраком в сторону. Аппетита не было.
Ярослав поднялся почти одновременно со мной и произнес:
— Я помогу.
— Чем? — поинтересовалась я.
— Чем получится, — он задвинул стул, сообщая, что от своего решения не отступит. И бросил Вике: — С тебя посуда, портальщица.
— Спасибо, — отозвалась она. — А объедки куда прикажешь девать? Употребить самостоятельно?
— Под раковиной мусоропровод. Если что.
А у меня под раковиной обычное ведро. И домовой, тоже обычный. Интересно, он обеспокоен моим исчезновением? К вечному присутствию Яночки он привык, Яночку он любит. Должен беспокоиться. Тем более что меня тут обижают. А он к таким вещам чувствительный.
Я вышла в коридор, и Ярослав последовал за мной. Едва за нами закрылась дверь, как он неожиданно коснулся моего запястья, спросил осторожно:
— Все в порядке?
Я подняла взгляд.
Вот стоит Ярослав, весь такой взрослый, красивый и беломагический — что в тысячу раз важнее. Волнуется. Интересуется о самоощущении. Пытается помочь. Но зачем? По какой причине? Если летом он мог оправдать себя тем, что беспокоится о жителях деревни, то сейчас им абсолютно ничего не движет. Хочет поскорее вернуться домой? Но зачем тогда бежал за мной тем злополучным вечером… вчерашним?