До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Как ты его назовешь?
Девушка закрыла глаза и почему-то представила образы ласточек на фоне грозного неба. Шикарное зрелище, но оно несло какую-то тревогу. Елена открыла глаза, но вместо желанного – лишь темнота.
– В медицинской карточке написана его кличка… Его звали Шивой.
– Не буду переименовывать. Шива так Шива.
– Это какой-то бес в индийской мифологии… Не очень-то оптимистично и…
– Шива… Пусть останется так.
Деймон спорить не стал. Он просто сильнее надавил на газ. А собака спокойно лежала на сидении.
Образы ласточек не выходили из мыслей. Елена уже слышала совершенно другую мелодию в своей голове,
Но и после покупки далматинца со странной кличкой Шива, Деймон не спешил домой. Он сбавил скорость и повернул в сторону пляжа, где обычно кочуют таборы. Пусть мудрая София поговорит с отчаянной Еленой, которая считает себя проклятой.
Девушка аккуратно вышла из машины, чтобы не разбудить собаку. Она почувствовала, как Деймон обнял ее за талию. Хотелось спать, голова ужасно болела, но девушка продолжала идти, прижимаясь к единственному человеку, которому она могла доверять. Ноги погрязали в теплом песке, цыганское наречие и их песнопения – как нож по стеклу. Шум прибоя. Крики птиц. Теперь Елене оставалось лишь представлять, рисовать себе картину мира.
София вышла вперед и указала на берег. Она не вымолвила ни слова, но взглядом дала понять, что не пустит Сальваторе к своему табору. Мужчина кивнул и отвел девушку к берегу. Пара расположилась на песке. Море ласкало ноги, словно зализывая раны. Ветер обдувал лицо, а солнце согревало тело. Крики птиц заставляли улыбнуться той грустной улыбкой, которая не сулила ничего хорошего. Елена оперлась о руки и устремила взор на линию горизонта, которую шатенку не дано теперь было увидать. Но даже став снова слепой, Елена все равно смотрела в будущее и бесконечное. А это означало, что юная, измученная цыганка еще не умерла, что она еще верит в светлое будущее.
София подошла и села рядом. Она подарила Сальваторе полный злобы взгляд, и мужчина поднялся, оставляя Елену наедине с Софией. Девушка резко выпрямилась.
– Кто здесь?
Та откликнулась. Девушка расслабилась. Головная боль не прекращалась. Дикая усталость сковывала тело. Но Елена все же решилась задать тот вопрос, который сводил ее с ума.
– Как научиться жить заново? Вы сказали, что самое главное – суметь смириться. Я научилась. А как суметь начать новую жизнь?
– Елена, не нужно начинать заново. Сила духа подразумевает в себе способность продолжить жизнь, сумев не отречься, принять травмы…
– Травмы? – перебила Елена, повышая голос. – Да я столько раз продолжала! Я столько раз… Это проверка на несгибаемость духа? Тогда это очень жестоко, потому что я прошла этот раз несколько раз!
– Елена… – в голосе женщины слышалось сожаление. На словах все просто. Но в жизни все намного сложнее. Елена поднялась и, встав в пол оборота, произнесла еще громче.
– Я теряю всех, кого люблю! Я потеряла зрение во второй раз, и это не доказывает мою несгибаемость? Слишком это жестоко! Вы видите мир, вы танцуете и поете, а я во мраке, во тьме, в бездне! Не верю я больше! Вернее… вернее, верю… Но… но в моей душе пусто.
Елена пошла от Софии вдоль по берегу. Она обняла себя руками, чувствуя холод, обволакивающий плечи. Слезы струились по щекам, но это были уже не гнев, не злоба и не ярость. Это были
– Елена? В чем дело?
Деймон обнял, а потом накинул свою куртку на плечи девушки. Та лишь плотнее укуталась и вжалась в мужчину, давая волю эмоциям. Сальваторе прижал шатенку к себе спиной и практически над самым ухом прошептал:
– Закрой глаза.
– Зачем?
– Закрой.
Она закрыла глаза и почувствовала, как его ладони касаются ее обнаженного живота. Такое родное и привычное тепло… Такие знакомые объятия, касания и будоражащий душу шепот. И кажется, стоит открыть глаза и все будет по-прежнему…
– Слушай каждое мое слово… Ты видишь гладь синего бездонного моря… Ты видишь гребни волн, и этот штиль заставляет тебя успокоиться и почувствовать умиротворение, – девушка зажмурилась, а слезы снова потекли по щекам. Но мужчина лишь крепче обнял. – Ты видишь, как на море переливаются лучи золотистого солнца, согревающие твои плечи. Небо окрасилось в алые и багровые оттенки, а на фоне всей это красоты – птицы. Я знаю, что ты видишь их! Крики чаек всегда сводили нас с ума, не правда ли? Море, небо, солнце и чайки… Это великолепное зрелище, – и ты увидишь его. Осталось лишь очень сильно захотеть.
Головная боль стала нестерпимой. Слезы вырвались. Елена дала волю рыданиям, и боль снова стеснила сердце. Но воздуха меньше не становилось, ноги не подкашивались и вороны не летали над головой. Елена не умирала… Она ощущала, как в сердце возрождается птица. Она расправляет свои белоснежные крылья… Она поднимается и взлетает. Птица грациозна и красива. В ней необычайная мощь, сила… Она хищна как ястреб, красива как лебедь и хрупка как колибри. Но эта птица порхает и поднимается ввысь. И имя ей – непоколебимость, сила духа. Жажда жизни разливается вином по уставшему телу, питает клетки, и как адреналин – заставляет дышать еще и еще. Вдох воздуха. Елена сжимает руки в кулаки и замирает. Слезы больше не стекают по щекам. Елена в очередной раз переборола себя, выжила, воспарила…
– Я это вижу, Деймон, – промолвила она, подходя к берегу. – Слышишь? Я вижу!
Девушка запрокинула голову, обращая взор стеклянных глаз к небу, и падает на колени. Ни одного слова не вырвалось из уст, но впервые в мертвых глазах появилась жизнь.
Елена просидела так минут семь, а потом поднялась и подошла к Деймону. Девушка крепко обняла мужчину и промолвила:
– Я люблю тебя… Пожалуйста, не оставляй меня, – шатенка крепче сжала плечи мужчины. – Я больше не хочу гнаться за славой, не хочу строить карьеру и бежать от чувств к тебе…. Я хочу немного отдыха.
– Хорошо. Давай возьмем отпуск.
– Нет! Не отпуск. Немного больше, чем отпуск.
– Что ты имеешь в виду?
Он отстранил девушку, которая продолжала смотреть в пустоту. Боль еще жила в душе и сердце. Но теперь Елена была готова перетерпеть ее как мучительный укол.
– Я уйду с работы. Моих гонораров и маминых счетов хватит, чтобы прожить, а потом устроюсь на тихую работу.
Сальваторе понял намерения девушки. Она стремилась к покою, тишине и спокойствию. Словом – к тому, чего всю жизнь была лишена. Сейчас потерю ее зрения превратят в самую главную новость, а желтая пресса захочет отрезать себе кусок пожирнее. Это может свести с ума девушку, которая и так близка к границе между сумасшествием и вменяемостью. Ей нельзя обратно в киноиндустрию, нельзя возвращаться и в театр. Деймон решил полностью поддержать решение дочери.