До особого распоряжения
Шрифт:
попросил хозяина довезти до города уставшего человека.
Крестьянин с удивлением взглянул на крупную купюру и коротко ответил:
– Пожалуйста, господин.
– Вы езжайте. Вам нужно отдохнуть, а мы можем хоть до утра возиться.
Усманходжа очень быстро взгромоздился на арбу и кивком, торопливо, по-прежнему испуганно
простился, Махмуд-бек долго смотрел вслед арбе. Да, теперь Усманходжа никогда не простит ему за
свою слабость, приступ трусости, унижение.
Шамсутдин
успевал передать своему благодетелю основное содержание разговоров, которые удавалось
подслушать.
Все! Теперь не оставалось сомнений: Кимура делал ставку на Усманходжу, его подручных - Султан-
бека, бывшего дипломата Хашима Шоика, Через них - на главарей басмаческих шаек, эмигрантскую
молодежь.
Из донесений Шамсутдина стало ясно, что Усманходжа и Кимура спешат. Вероятно, со дня на день
нужно ждать удара. Невозможно догадаться, кто нанесет его. С поклонами, с бесконечными расспросами
о здоровье встречают Махмуд-бека в каждом доме. Ладони прижимаются к груди, - такие спокойные,
даже вялые с виду ладони.
Усманходжа окончательно переселился из караван-сарай к жене, и теперь неизвестно было, кто имел
большую власть над этим человеком: японский разведчик или взбалмошная, избалованная особа.
Она приняла Усманходжу хорошо. Терпеливо ждала, скоро ли в опустевших шкатулках зазвенит
золото, когда появятся украшения и дорогие ткани. Пока что Усманходжа приходил переполненный
оптимизмом и дерзким планами.
82
Советник Кимура был не дурак. В награду за пространные речи, за списки генералов, у которых не
было ни единого солдата, он так же горячо и быстро расплачивался той же монетой - обещаниями.
Изредка подавал конверт, но слишком тонкий, чтобы, получив его, ликовать и считать себя
счастливейшим человеком. Усманходжа уже знал, что там лежит вовсе не чек, а несколько ассигнаций.
Прежде в этой стране достоинство монеты можно было определить по звону и весу. Потом начали
выпускать бумажные ассигнации, а они-то и не производили на жену Усманходжи впечатления. Она
сдерживала негодование до поры до времени. Постоянно занятый судьбой Великого Турана, этот
человек не предполагал, какая гроза собирается под крышей, где он снова почувствовал себя хозяином...
Покусывая пухлые губы, хозяйка подавала чай, говорила о жизни, погоде, ценах. Главные вопросы
метались в ее горячей голове, рвались на волю.
– Мне кажется, он занимается пустым делом, - наконец произнесла женщина.
– Пустым, - согласился Махмуд-бек.
–
ним неприятности. Тень падает на уважаемого Усманходжу, - вздохнул Махмуд-бек. - Эти речи…
Простите, сестра, я назвал бы их пустой болтовней.
«Сестру» прорвало:
– Именно болтовня! Они вздумали и здесь собираться. Между собой ругаются. Всех ругают. Вам как
достается! Вчера приняли решение - послать в соседнюю страну. Да и намеки: по дороге всякое
случается.
Махмуд-бек очень спокойно пил чай, со вкусом, маленькими глотками.
– Нам нельзя ссориться. Вместе мы очень многое можем сделать, сестра.
– Разве я не понимаю?
Махмуд-бек похвалил хозяйку, выразил восхищение ее умом, смелостью, подлинными достоинствами,
которыми обладают далеко не все мужчины.
В пиале остывал чай. Постепенно остывала и хозяйка, начиная соображать, что наговорила много
лишнего. Махмуд-бек понял: сейчас самое время уйти. Прощаясь с хозяйкой, как бы между прочим
заметил:
– Когда-нибудь Усманходжа узнает, что я его добрый друг. Ну, а по поводу моего отъезда, они просто
погорячились.
– Он улыбнулся и погрозил пальцем: - А вам, сестра, не стоит подслушивать мужские
разговоры.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
В Ташкенте в годы молодости я бывал редко... Всего три-четыре раза. Но я запомнил город начала
тридцатых годов, зеленый, шумный. И мне казалось: он тесный. Городу необходимо было расширить
границы для новых школ, институтов, заводов.
...Через много лет я увидел совершенно другой Ташкент. А потом стал свидетелем, как рождался
новый чудесный город. Старые здания не выдержали сильных толчков памятного жителям
землетрясения.
Я любил в свободное время приходить в кварталы новостроек, слушать чужую речь - украинскую,
грузинскую, латышскую, казахскую...
Город строился.
Вырастали новые дома на улицах Пушкина, Гоголя, Навои, Мукими, Шота Руставели, Тараса
Шевченко...
«Ташкент - поэтический город...» - писал один из зарубежных гостей в те дни.
Но это был и настоящий город Дружбы.
На пустыре стремительно поднимался город-спутник Сергели. Его возводили военные строители. Я
невольно представил, как вот такие же парни в солдатских гимнастерках сражались на фронтах Великой
Отечественной войны.
О прошлом напомнила улица генерала Карбышева...
За эту жизнь, за эти солнечные проспекты шла невиданная битва. И мы победили...