До последнего солдата
Шрифт:
— Кажется, да! Автомат вон там, возле майора. Откуда вы только взялись? Я уж думала: все!
— Интереснее узнать, откуда взялись вы, вместе со своим майором? — последнюю очередь Беркут выпустил уже наугад, по гребню довольно крутого склона.
Немцы отступили, однако он понимал, что это ненадолго. Через несколько минут они хлынут сюда снова, но уже попытаются отрезать их от косы.
— Извините, но это скорее ваш майор, а не мой, — голос девушки значительно окреп, и Беркут открыл для себя, что он довольно приятный. Хотя в нем уже улавливались нотки
— Ну, в это трудно поверить, чтобы красноармейцы вот так вот, взяли и бросили командира… — попытался оправдать неизвестных ему бойцов Беркут. — Что-то произошло, как-то не так сложились обстоятельства.
Майор горемычно простонал, однако это был стон в бреду. Когда Беркут окликнул его, раненый не отозвался.
— Так вы не медсестра?
— Можете в этом не сомневаться.
— И не намерены больше ухаживать за этим офицером?
— Представьте себе, не намерена, — с вызовом ответила девушка. — Никакого желания, тем более что и получается это у меня кое-как. Надеюсь, у вас в отряде есть какой-нибудь медслужащий?
— К сожалению, нет.
— Значит, совсем худо. Когда майора занесли в мой дом, он был ранен только в ногу. Это еще куда ни шло. Солдаты обещали вернуться, но пока я перевязывала, на улице уже появились немцы. А я ведь учительница. У меня и сарая подходящего возле дома нет, то есть спрятать его негде было.
— И где же вы его все-таки спрятали?
— Стыдно признаться, но пришлось под койку, как в старых водевилях прятали любовников. Узнал бы кто-нибудь в селе…
— Стыдно, говорите? А вы хоть понимали, что если бы немцы обнаружили у вас раненого офицера, дом бы сожгли, а вас повесили?
— Вы так думаете? — испуганно спросила учительница. — Не взирая на то, что я учительница и делала это из гуманных побуждений?
В ответ Беркут лишь грустновато рассмеялся. Вряд ли он мог признаться, что, направляясь сюда, в тайне рассчитывал, что к болоту пробился кто-нибудь с правого берега. Вчера ночью телефонист доложил ему, что связь с правобережьем на какое-то время ожила и что из штаба сообщили: «Попробуем помочь вам с воздуха».
Что под этим подразумевалось, капитан не знал, однако сама эта весточка порождала надежду. Ту надежду, которая только что развеялась вместе с голосом обычной тыловой женщины.
— Здесь вы, капитан? — послышался голос Дзохова. И, не дожидаясь ответа, каким-то цирковым кувырком боец переметнулся через окно. — Слава богу, живы!
— Живы пока. Так куда его во второй раз ранило? — вновь обратился Беркут к учительнице.
— Даже не знаю. Куда-то в спину. Мы уже на склоне были. Но два немца… Патруль. Майор еще отстреливался. Одного, по-моему, убил.
— Ясно. Дзохов, возьмите его на спину.
— То есть как «на спину»? Вы что?! — испуганно вскрикнула учительница. — Вместе возьмем. На
— Точно, вместе, — появился в двери Мальчевский. — Кого несем? Кому опять крупно повезло?
— Майора тут одного ранило, — объяснял Андрей, снимая свою шинель.
— А что, на войне бывает такое, что ранят даже майоров?
— Попридержал бы ты язык, Мальчевский, — попытался урезонить его кто-то из бойцов.
— Поскольку все уже в сборе, — вновь взял инициативу в свои руки комендант, — положили раненого и быстро понесли. Где этот ваш «нахлебник монастырский», как вы изволили выразиться, сержант? — спросил он, уже когда, ухватившись вчетвером за шинель, они вышли из довольно просторного каменного дома, который трудновато было считать «охотничьим домиком», как называл его старик Брыла.
— Не удалось остановить. Погнал немцев к шоссе. Увидев его, полбатальона фрицев в ужасе разбежалось. А, нет, вру: вот он, в кустах. Эй, ты чего там… меченосец бургундский?!
— Как «чего»? В засаде.
Все, даже заплаканная, насмерть перепуганная учительница, рассмеялись:
— Дурак, спрятался бы понадежней. Я тут капитану про тебя на Звезду Героя наговорил.
— Боец, как вас там, быстро смените женщину! Всем внимательно смотреть по сторонам и быть готовыми к нападению.
— Кротов — фамилия моя. Рядовой Кротов. Отдайте, пожалуйста, — несмело топтался он возле учительницы, но та вцепилась в полу шинели обеими руками и, казалось, никакая сила не способна была оторвать ее.
Чуть в стороне, правее их, появилось несколько фигур.
Свободной рукой Беркут сорвал с плеча автомат, но в то же мгновение услышал голос лейтенанта Глодова:
— Капитан, это вы?!
— Все сюда. Сколько вас там?
— Шестеро. Будем прикрывать. Вон, немцы уже на гребне. Сейчас мы уведем их в сторону.
— Не стрелять! — успел остановить его капитан. — Отходим, пока не заметили. В бой не ввязываться.
— Так мы ж никогда и не ввязываемся, — популярно объяснил ему Мальчевский. — Фрицы сами напрашиваются.
23
Четверо бойцов из группы лейтенанта подбежали и молча сменили их всех. Только учительница все еще шла рядом. Держалась-то всего лишь за болтающийся рукав шинели, но все-таки от раненого не отходила. И эта преданность удивляла Беркута, ведь всего несколько минут назад учительница заявляла, что не намерена ухаживать за раненым.
— Как же вы дотащили его одна? — удивился лейтенант, услышав короткий пересказ майорской одиссеи от балагура Мальчевского, который уже черно позавидовал раненому в том смысле, что учительница ухаживала не за ним.
— Да второй раз его ранило уже недалеко от домика. А что было бы с нами дальше — не знаю. Немцев вон сколько шло. Хорошо, что майор еще там, у меня в доме, показал, как из пистолета стрелять. Мол, на всякий случай.
— Правда, манера стрелять из пистолета у вас своеобразная, — напомнил ей Беркут, вспомнив, как ее оружие оказалось у него за воротником.