До последнего вымпела
Шрифт:
– А, кажется, одного уже подбили, - радостно произнёс Черкасов.
– Наша 'добыча'!
Действительно: было отчётливо видно, как 'Хасидате', попавший под шквальный огонь 'Богатыря' и 'Олега', щеголяя пожарами на протяжении практически всего корпуса, вышел из общего кильватера и стал здорово отставать от товарищей по строю.
– Если не успеет починиться, то точно - наш, - азартно вперился глазами в японский крейсер Соймонов.
– Не должен успеть, не успеет... Машина! Давай четырнадцать узлов!
– Пластырь... Переборки...
–
– Очень рискованно.
– К чёрту! Полчаса выдержат, а больше и не потребуется. Нилыч! Передай в носовую, что если этот поганец и сейчас попадёт, гарантирую ещё один крест.
Лейтенанта просто колотило в азарте - вот она, цель, уже практически рядом, ещё только чуть-чуть, и броненосец, которым он теперь командовал, практически наверняка разнесёт в щепки и огрызки японский крейсер.
Только бы успеть! Только бы не сдали переборки! В Соймонове проснулся извечный охотничий азарт мужчины, корни которого, наверное, уходили ещё в каменный век, если не в более древние времена. Времена, когда наш обезьяноподобный предок ещё даже не взял в руки камень или палку, чтобы убить какую-нибудь 'еду', умеющую самостоятельно передвигаться...
– На лаге?
– Тринадцать с половиной узлов.
– Переборки в носу?
– Выпирает, но пока держат...
– Добро!
– Василий видел, что 'Пересвет' успевает 'на рандеву' с отставшим японским крейсером. Можно было уже не особенно беспокоиться.
– Иметь ход тринадцать узлов. Спасибо, мехи!
– Можем и больше, - донеслось по переговорной трубе из низов броненосца.
– Вы там сами 'наверху' решайте. У нас пока всё в порядке.
– Ещё раз спасибо! Больше пока не требуется.
– Минут через пять можем начинать пристреливаться, - отвлёк Соймонова старший артиллерист.
– Хорошо. Разбирайся уже сам в собственной 'епархии'. Как только сочтёшь нужным открывать огонь - валяй.
– Понятно! Извини пока, - Черкасов обратил теперь всё своё внимание на телефон и пошёл сыпать распоряжениями.
Василий наблюдал в бинокль на приближающийся корпус 'Хасидате'. Именно 'Хасидате: спутать крейсер с как бы однотипной 'Мацусимой' было совершенно невозможно - корабли являлись скорее антиподами. Всё наоборот - если 'Итсукусима' и 'Хасидате' имели относительно высокую корму при низком баке, то крейсер Окуномии обладал как раз высоким полубаком при крайне небольшой высоте борта на юте. Короче 'Хасидате', построенный в Японии, представлял из себя практически 'Мацусиму' изготовленную французами, но идущую как бы 'кормой вперёд'.
Вероятно, строители кораблей делали это для того, чтобы противник со значительного расстояния не смог разобраться, который из крейсеров перед ним, и в какую сторону держит курс.
Сейчас же дистанция становилась совершенно 'детской' и Соймонов прекрасно понимал, кого 'Пересвет' начнёт разносить в клочья через несколько минут. Ни капли жалости и сострадания не шевельнулось в тот момент в душе лейтенанта. Враг есть
Уже загрохотал носовой каземат правого, практически не стрелявшего раньше борта, и первые недолёты, весьма незначительные недолёты, подняли водяные столбы совсем неподалёку от пылающего японца.
– Думаю, что можно переходить на беглый, - обратился Василий к Черкасову.
– Подожди! Ещё два-три пристрелочных залпа... Тогда и врежем всем бортом. И из носовой башни добавим. Думаю, что на пяток десятидюймовых снарядов ради такого случая разориться стоит. А?
– Не возражаю. Работай, Василий Нилович.
– Радио от командующего, ваше благородие!
– нарисовался в рубке посыльный со станции беспроволочного телеграфа.
– Вот не было печали! Нашли время... Давай!
– протянул руку Соймонов.
– Что там?
– повернулся лейтенант Тимирев.
– 'Пересвету' возможно скорее вернуться к главным силам', - в полном обалдении прочитал Василий.
– Что у них там такое произошло?
– Не могу знать, ваше благородие!
– тут же рявкнул матрос, решив, что спрашивают его.
– Да понятно, что не можешь. Подожди!
– старший офицер 'Пересвета', отвлёкшись от неумолимо надвигающегося очередного боя, схватил карандаш, и слегка подрагивающими от волнения пальцами, быстро написал ответ: 'Веду бой. Прервать его не имею возможности.'. И отдал бумагу посыльному:
– Бегом к станции! Если будут новые телеграммы - немедленно сюда. Ясно?
– Так точно, вашбродь!
– обозначил пожирание начальства глазами матрос и немедленно смылся выполнять приказ.
– Не горячитесь, Василий Михайлович?
– снова подал голос Тимирев.
– Всё-таки прямой приказ...
– Владимир Сергеевич, а вы что предлагаете, сейчас, в данный момент, выйти из боя?
– с удивлением посмотрел Соймонов на штурмана.
– Русский броненосец отступит от полуживого японского крейсера?
– Я ничего не предлагаю, - спрятал глаза Тимирёв, - я напоминаю о полученном приказе. Вполне конкретном. Хотя, решать, конечно, вам.
– Я уже решил...
Слова командующего 'Пересветом' лейтенанта прервала пальба шестидюймовых казематов правого борта, которые уже 'почувствовали' накрытие цели, и перешли на огонь по способности. Причём все разом.
Жахнула выстрелом и носовая башня.
– Перелёт!
– 'вернулся' в реальность боевой рубки и Черкасов.
– Всё-таки придётся этого Вилката, вместо кавалерства отправить гальюны драить...
Однако уже второй выстрел из баковой утихомирил разгневанного лейтенанта - у самого форштевня 'Хасидате' вырос здоровенный столб воды, выбросило огнём и дымом - явное попадание. Причём было видно, что попадание не 'формальное', вражеский крейсер за пару минут, здорово погрузился носом и стал зарываться в волны.