До последнего вымпела
Шрифт:
Хоть 'Олег' и вышел из строя, но два оставшихся крейсера продолжали засыпать смертью 'Якумо'.
Да теперь ещё и 'Изумруд' добавил огоньку...
– Николай Оттович, - заранее приготовившись к отпору, посмел предложить Черкасов командиру, - разрешите начать пристрелку по 'Якумо' сразу из башни? Там ведь...
– ....чёрт ногу сломит от всплесков шестидюймовок, - продолжил Эссен то, что пытался донести до него лейтенант.
– Давайте команду Поливанову. С одним стволом у них снарядов хватит и на пристрелку. А их всплески уже ни с чем здесь не перепутать.
К хорошему быстро привыкаешь... И, когда уже
– Что за косорукий баран там стреляет? Дистанция чуть ли не пистолетная для нашего главного калибра...
– Дистанция - двадцать семь кабельтовых, - не очень уверенно возразил Черкасов, - до войны вообще на таких прицельно не стреляли. Николай Оттович, и мне чертовски хочется, чтобы попали наконец, но вряд ли стоит ожидать точности стрельбы, превышающей двадцать процентов...
Носовая башня жахнула выстрелом в очередной раз, и бинокли офицеров жадно вперились в силуэт 'Якумо'.
– Нет всплеска!..
Всплеска, действительно не было, но из кормы обстреливаемого корабля плеснуло огнём, и здорово порхнуло дымом.
– Есть! Попали!!
– азартно отозвался каперанг на столь явный успех своих артиллеристов.
– Уговорили, Василий Нилович - не болтаться на рее этому наводчику, болтаться кресту на его груди!
Черкасову некогда было отвечать своему командиру, он по телефону выяснял дистанцию у Поливанова и передавал данные в казематы шестидюймовых пушек.
Пока там сделали расчёты и открыли беглый огонь, башня успела сделать ещё два выстрела. Оба мимо. А вот следующий, данный под аккомпанемент среднего калибра, снял всякие сомнения по поводу дальнейшей судьбы 'Якумо'.
Взрывом смяло или снесло три вентиляторных трубы из пяти находившихся в кормовой части - третья кочегарка стала немедленно 'задыхаться'. О принудительном наддуве топок речь вообще идти не могла, да и просто нормальное поступление воздуха для сжигания угля было необратимо нарушено. Крейсер потерял ещё полтора узла хода, и теперь можно было не сомневаться относительно его дальнейшей участи. Не оставалось шансов ни уйти, ни отбиться: Мацумото, получив доклад механика, уже прекрасно понимал, что на протяжении нескольких минут 'Пересвет' приблизится так, что сможет задействовать свою кормовую башню и это конец.
Нет, если бы 'Якумо' с русским облегчённым броненосцем были один на один - шанс имелся. И неплохой шанс. Но никак не в данной ситуации, когда ещё три крейсера засыпают тебя снарядами, когда выбита практически половина артиллерии стреляющего борта, когда пожары вспыхивают всё чаще, а людей, имеющих возможность их тушить, всё меньше.
Классика 'жанра': если в морском бою слабейший не может отступить, то он уничтожается полностью, причём сильнейший имеет минимальный ущерб.
Сотокити Уриу тоже это понял*. И понял, что не в состоянии ничего изменить. Вообще. Как только доложили, что 'Якумо' стал отставать - никаких иллюзий на хоть сколько-нибудь благоприятный исход боя не осталось. Адмирал не пожалел бы ни 'Нанивы', ни себя, ни сотен жизней экипажа своего крейсера, если бы имелся хоть малейший шанс...
Мелькнула мысль о попытке таранить 'Баян' или 'Богатырь', хоть как-то отомстить гайдзинам за столь бесславное поражение... Глупо - они легко уйдут, а потом спокойно расстреляют покинувший строй слабый и пожилой крейсер, а броненосец уничтожит смертельно раненный 'Якумо' в любом случае...
–
– Как?
– не поверил своим ушам Вада.
– Нас не обстреливают, мы бьём практически в полигонных условиях. Смотрите - 'Баян' горит...
– Горит. Но не тонет. Ни крена, ни дифферента не наблюдается. А вот у Мацумото дела совсем плохи... И здесь не только 'Баян'... Хочешь сразиться со всей этой армадой, когда 'Якумо' не станет?
Да его уже практически нет...
– 'Якумо' несёт сигнал:...
– раздался голос сигнальщика, которому было совершенно не до разборок на мостике - он просто выполнял свои обязанности.
– 'Тону. Благодарю за помощь! Уходите. Тенно хейко банзай!'
– Видишь?
– мрачно посмотрел адмирал на командира крейсера.
– Сейчас русские добьют 'Якумо', а потом возьмутся за нас. И не уйти будет - у них три-четыре узла преимущества. Лево на борт! Это приказ!
Эмоции адмирала Уриу, были сейчас тигром, бьющимся в клетке рациональности. Ему до жути хотелось остаться в строю, или даже броситься в атаку на русские крейсера, но это привело бы к быстрой и неотвратимой гибели 'Нанивы', а, значит, к дополнительной победе русских в данном сражении.
'Якумо' ещё совсем не собирался тонуть, но его командир, капитан первого ранга Мацумото, прекрасно понимал, что корабль доживает последние минуты. А 'Нанива', старенький и слабенький, упорно старается прикрывать своего 'большого брата'. Напрасно. Было совершенно ясно, что такое упорство только увеличит количество вымпелов, которые утопят русские.
А с броненосным крейсером всё ясно: не имея сколько-нибудь серьёзного хода, но, имея таких противников, корабль обречён. Огневая мощь таяла просто на глазах, надежды, что сумеет подойти и выручить Того со своими силами растаяла давно.
А Уриу всё пытается прикрывать... Бесполезно. Пусть бы лучше попытался спасти от скорого истребления подбитые 'Кассаги' и 'Читосе'. Может и сумеет продержаться до подхода остатков отряда Катаоки, о приближении которого доложили сигнальщики...
– Аринобу, может всё-таки в лазарет?
– старший офицер крейсера, и друг ещё с гардемаринских времён, Исида пренастырно пытался спровадить Мацумото к докторам. (один из осколков снаряда с 'Богатыря', буквально взрезал живот командира крейсера, но тот категорически отказывался покинуть боевую рубку).- А смысл, Масао?
– криво улыбнулся Мацумото.
– Я уже не жилец на этом свете. Да и все мы тоже.
Словно подтверждая слова каперанга, очередной тяжёлый снаряд вломился в кормовой каземат, и не только 'испарил' своим взрывом всю орудийную прислугу, но и вызвал детонацию поданных к орудию боеприпасов. 'Якумо' ощутимо встряхнуло, и ещё один пожар, разгораясь, совершенно конкретно собирался проникнуть в погреба, взрыв которых гарантировал гибель крейсера на протяжении нескольких минут.
На самом деле, корабль и так прожил бы немногим больше: подключилась к обстрелу кормовая башня 'Пересвета' и из трёх десятидюймовых стволов, с расстояния в полторы мили, русский броненосец буквально за четверть часа поставил 'гранитную' точку в жизненном пути одного из лучших детищ немецких корабелов. Шесть попаданий только главным калибром в область кормы (а с такой дистанции не спасает уже никакая броня) и взрывы внутри 'Якумо' следовали уже один за другим. Полыхающий крейсер стал быстро крениться на правый борт, задирая нос.