До поворота (Кровавый Крым)
Шрифт:
— Бек! — скомандовал Цеппелин, — бери людей и…
— Нет-нет, — остановила Цеппелина Бабушка Нгуэн, — насколько мне известно, твой Бек в последнее время стал мальчиком для битья. Побереги его, Цеппелин. Отец Грубер, пошлите ваших людей.
Отец Грубер подозвал к себе жестом охранника, шепнул только одно слово:
— Ялта.
Пятеро в темных костюмах прыгнули в «БМВ» болотного цвета с тонированными стеклами. Машина, похожая на толстую злую ящерицу, мягко вырулила на шоссе и скрылась в жидком потоке «девяток» и
— Это твоя… Со своим, — Бабушка Нгуэн обернулась к Цеппелину, — он что, тоже твоего «генерала» принял?
Цеппелин задумался. Когда ему возвратили баночки, одной не хватало.
— Не знаю. Но если вдруг запил алкоголем, тогда не должно подействовать.
— В любом случае. Рыбак его бережет, я слыхала. Выясни.
Цеппелин мрачно кивнул.
Дорога делила мир на две неравные части. Слева была тяжелая, но тесная часть гор, а справа — свободная легкость моря, на горизонте размытого раскаленным туманом. Сейчас, правда, Слава не чувствовал жары, всю жару сдувал встречный ветер. Да и солнце уже клонилось к закату и скоро должно было потерять свою силу.
Через некоторое время и море, и горы стали отдаляться от дороги, уступая место домам, похожим на огромные птичьи клетки из белого бетона. Домов становилось все больше, машин тоже. Мила сбросила скорость.
— Ялта, — сказала она Славе, обернувшись.
По тротуарам шли люди — не отдыхающие, а самые обычные люди. Кто-то прогуливался, но большинство спешило по делам или, наоборот, домой, в бетонную клетку.
— Сейчас, где-то рядом — поворот на серпантин… — пробормотала Мила.
Но до поворота доехать не удалось. Мотор коротко чихнул и заглох. Мила вздохнула.
— Что такое? — забеспокоился Слава.
— Ничего. Бензин — тю-тю. Пойдем пешком, я знаю, куда.
Слава кивнул, слез с мотоцикла. Помог Миле. Неожиданно на руль легла чья-то рука.
— Хорошая машина. Нравится. Моща. Дай прокатиться!
Вокруг стояли коротко стриженые парни. Славу они не беспокоили: это были явно не «рыбки» и не охранники. Блеклые розовые и зеленые рубашки, пузырящиеся на коленях тренировочные штаны — обыкновенные местные амбалы, такие же, как и в Симеизе, только помоложе.
Слава развел руками:
— Бензин кончился.
— Ты что пиздишь? — сразу завелся один из парней, — тебе жалко, да?
— Мне — нет, — ухмыльнулся Слава, — бензин на самом деле кончился. Хочешь — проверь.
Однако парни явно искали повод для драки. Слава понимал, что с такими надо не разговаривать, а сразу бить в глаз. Но ему было лень.
— Берите бандуру, ребята, мы ее сами угнали. Только бензин залейте. А нам надо…
— Нет-нет-нет! Ты чего, ты за кого нас принял? Мы к тебе по-доброму, а ты…
Перед Славой встал здоровенный парень с круглым лицом без подбородка. Рваная майка провисала под мышками. Слава понял, что, все-таки, прийдется бить в глаз, точнее — в пах. Парень
Нога Славы резко выскочила вперед, упершись носком во что-то твердое. Парень не пошевелился. Ухмыльнулся. Потом со всей силы махнул кулаком. Слава пригнулся, кулак пролетел мимо — в миллиметре от лица Милы. Но парень другой рукой ухватил Славу за воротник. Ухмыльнулся, пахнув изо рта вонью искрошенных зубов:
— Ах, так?
Рука распрямилась, Слава пролетел несколько метров по воздуху и больно стукнулся спиной о жестяную тумбу — сухой мертвый автомат для продажи газировки. В Москве он таких автоматов не видел уже лет десять.
Гигант двинулся к Славе, но вдруг замер. Взвизгнули тормоза. Возле мотоцикла, ударив бампером одного из парней, остановилась машина болотного цвета. Все четыре двери открылись, выпустив наружу людей в темных костюмах. Охранники!
У охранников в руках были автоматы — к таким автоматам Слава уже успел привыкнуть.
— Идите отсюда, — сказал один из охранников, поведя дулом. Потом повернулся к Миле.
— А вы идите с нами.
Охранник говорил по-русски с жестким акцентом. Огромный парень подошел к нему вплотную.
— Что, фашист, зиг Хайль, да? Пушкой грозишь?
И вдруг, схватив охранника за круглую белобрысую голову, сильно дернул. Громко хрустнули позвонки. Автомат выпал на землю, тело охранника обмякло. Гигант продолжал держать голову в руках. Громко матерясь, он потащил свою жертву к газированному автомату и запихал голову в жестяную пасть, где когда-то стояли граненые стаканы. Тело неестественно свисало снаружи на шее, вдруг ставшей гибкой, словно веревка.
Остальные парни бросились на охранников, принялись вырывать у них из рук автоматы. Охранники открыли беспорядочный огонь. Мила юркнула к Славе, дернула его за рукав.
— Бежим, пока эти друг друга мочат!
И они, пригнувшись, побежали — вверх, через обычные городские дворы с детскими качелями, потом по узким проходам между выбеленных кирпичных оград. Один проход окончился тупиком. Слава подсадил Милу, потом сам запрыгнул на ограду. С другой стороны был густой садик. Старик в ватнике на голое тело поливал из шланга деревья, усеянные ярко-желтой алычей.
— Эй… Эй!!! Сейчас, у меня ружье…
И старик проворно заковылял в дом. Слава и Мила не стали его дожидаться, перескочили через другую ограду и оказались в зарослях на склоне горы.
Мила, не останавливаясь, принялась карабкаться вверх. Юбочка ее порвалась, зацепившись за ветку. Мила этого не заметила. Слава еле поспевал.
Последний участок был почти вертикальным. Слава, тяжело дыша, хватался за ветки, ветки ломались, царапая руки.
— Ну, рывок, еще рывок! — подбадривала Мила. Слава поднял глаза, и понял, что Мила уже никуда не карабкается, а стоит, расставив ноги, посреди асфальтированной дороги.