Добро Пожаловать На Темную Сторону
Шрифт:
Зевсу было все равно.
Он поднял с земли мертвое тело и использовал его как щит, когда вошел в комнату, затем взревел, как какой-то большой разъяренный зверь, и бросил его в двух Ночных охотников, стоявших на коленях ближе всего к нему.
Они упали назад, и прежде чем смогли подняться, появившиеся из воздуха Бат и Аксмэн набросились на них с ножами, вонзающимися в их мягкую, как масло, плоть.
Зевс сделал шаг к Блэкджеку, в каждой черте его огромного тела сквозила ярость, но прежде чем он успел сделать это, Эйс появился из-за двери и прыгнул ему на спину, погрузив острие своего клинка в трапециевидную мышцу Зевса.
Зевс
Раздался тошнотворный треск, когда позвоночник Эйса сломался при ударе.
Смутно я заметила, что Нова приставил свой нож к горлу Блэкджека, а Аксмэн был рядом со мной, осторожно разрезая ленту на моих лодыжках и запястьях.
— Не обязательно это смотреть, — пробормотал он.
Я наблюдала, как Зевс подошел к распростертому мужчине, прижал его к стене коленом в живот и обхватил ладонями его лицо. Затем быстрым, почти небрежным движением запястий он сломал Эйсу шею.
Мужчина упал на землю, как сломанная игрушка, но Зевс еще не закончил. Он подкрался к тому месту, где Нова держал Блэкджека, и ударил его головой о стену позади себя.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — крикнул Зевс. — Ты вот так предаешь своих братьев?
— Ты не мой брат, — выплюнул Блэкджек. — Тебе никогда не было дела ни до меня, ни до моих проблем. Ты, блять, повысил этого гребаного ирландского священника, а не меня. Нет никакого гребаного братства под руководством президента, который убил бы своих собственных братьев.
Смех Зевса был жестким.
— Это то, что твой отец сказал тебе, что я убил Крукса ради удовольствия? Он, блять, убивал братьев, ты, гребаный идиот. Он убивал братьев точно так же, как ты убил Мута, без всякой гребаной причины, кроме того, что ты чертовски болен.
Моя система перезагрузилась, как будто ее запустили, и внезапно я оказалась на ногах, настолько охваченная яростью, что мое тело вибрировало от нее, когда я двинулась к группе, сгрудившейся в углу. Я не заметила, как кровь прилипла к моей одежде или к тому факту, что тело моего отца упало на пол, когда я встала.
Все, что я заметила — это Блэкджек и слова, которые только что произнес Зевс.
Слова, о которых я уже думала.
Блэкджек убил Мута.
Прежде чем Зевс, Нова, Аксмэн или даже я поняли, что происходит, я выхватила пистолет Зевса из-за пояса сзади, подняла его твердой рукой и выстрелила в горло Блэкджека.
Он смотрел на меня в шокированном ужасе, когда выстрел отбросил его назад к стене, а из раны гейзером хлынула кровь.
Я без угрызений совести наблюдала, как он упал на землю и осел, истекая кровью, как заколотая свинья.
Павшие мужчины смотрели на меня, и они делали это осторожно.
— Лу, дай мне пистолет, — проворчал Зевс.
Я не дала.
Вместо этого я сняла пистолет с предохранителя, бросила его на землю и обняла Зевса за залитую кровью спину.
Секунду спустя я разрыдалась.
Руки моего монстра-хранителя обхватили меня, его губы прижались к чистой стороне моих волос.
— Я держу тебя, малышка, — сказал он голосом таким же грубым и глубоким, как у любого монстра, в то время как он держал
Эпилог
Луиза
Я заканчивала школу. Каким-то образом год наконец заканчивался, и я заканчивала школу. У меня все еще были мои волосы, о чем я никогда бы не подумала в начале года, но опять же, я никогда не могла предсказать, куда меня заведут эти месяцы. Мой отец был мертв, похоронен в мавзолее Лафайетт в церкви Первого света, который никто никогда не посещал. Уоррен тоже был мертв, его нашли плавающим в заливе Энтерпрайз всего через несколько недель после того, как он участвовал в драке в баре, в результате которой у него было уродливо разбито лицо. Только Хавьер остался стоять, непробиваемый столп американского общества, вступив в огромный вакуум, оставленный отречением Лафайета от общественного трона. Не было ничего, что можно было бы повесить на него, никаких доказательств того, что он финансировал Ночных охотников, ни одного свидетеля его хладнокровного убийства моего отца, кроме меня. Он жил свободно и хорошо, но с зудом в затылке, который говорил ему, что Падшие никогда этого не забудут.
Я победила рак во второй раз, наблюдала, как двое мужчин, составлявших неотъемлемую часть моей жизни, умирали прямо у меня на глазах, и вышла замуж за тридцатишестилетнего президента-байкера мото-клуба. Окончание школы казалось мелочью по сравнению со всем этим, но я была единственной, кто так думал.
Все члены моей семьи были в толпе и смотрели, как я иду по сцене. Кинг и Кресс вернулись из UBC, где они посещали летние занятия, Харли Роуз сидела рядом с моей сестрой Беа, а рядом с ней, каким-то чудом, моя мать и мой дедушка, а остальные падшие братья заполнили три ряда вокруг них. Все они сидели на своих местах, некоторые из них были с похмелья, некоторые выглядели скучающими до слез, но все они были там, чтобы увидеть меня.
От этого мне захотелось плакать, но в последние дни я часто этим занималась.
Я не пережила смерть Мута и знала, что никогда не переживу.
Он был в моей жизни всего полгода, но он дал мне то, что было только у одного другого человека — безусловную любовь с самого начала.
Я ощущала его отсутствие, как частичную глухоту, как будто мои уши всегда напрягались, чтобы уловить тихие звуки его присутствия в моей жизни, ровный свист его глубоких вдохов, когда он поддерживал меня, мягкое сопение его выдоха, когда он подумал, что кое-что было забавным. Он был таким тихим человеком, что я научился внимательнее вслушиваться в тишину и находить в ней сокровища звука. И теперь он ушел, и это осознание осталось постоянным напоминанием о его несуществовании.
— Луиза Лафайетт Гарро, — крикнул директор Адамс с трибуны.
Я с трудом сглотнула, перекинула волосы через плечо и зашагала по сцене в своем золотом платье и боевых ботинках.
— Поздравляю, Луиза, — сказал директор Адамс с кислой улыбкой. — Я удивлен, что ты действительно добралась до выпуска, учитывая компанию, в которой ты состоишь.
Я улыбнулась в ответ.
— Я попала на выпускной из-за компании, в которой состою, но спасибо вам.
Затем со свернутым дипломом в одной руке и дурацкой выпускной шапочкой в другой я повернулась лицом к аудитории, подняла руки и крикнула: