Добро пожаловать в Абрау!
Шрифт:
Максим Попов работал на заводе в должности технолога в резервуарном цехе. С ним Елена Николаевна почти не пересекалась и знала только со стороны. Внешне он ей никогда не нравился. И в отличие от богатырской фигуры Леонида имел хлипкое худощавое телосложение, которое, как казалось со стороны, можно запросто проткнуть пальцем.
Как и обещал Кочкин, дверь к ее приходу была уже открыта. Елене Николаевне оставалось встать во главе группы, еще раз упрекнуть Григория Ильича в несуразности его намерений, напомнить о технике безопасности и пригласить всех желающих проследовать за ней. У всех членов
Елена Николаевна знала, что думать наперед Кочкин не умеет, и наказала ему захватить из производственных цехов две рации. Одну из них она взяла себе, другую отдала дочери – Маше Гейкиной. Маша должна была остаться у входа, что немного изменило планы Кочкина, который намеревался занять эту должность сам.
– Нет, – спокойно отреагировала Елена Николаевна. – Мы пойдем вместе. Я буду чувствовать себя в безопасности, если вокруг будет больше мужчин.
– Что же будет делать ваша дочь в экстренном случае? – Кочкин вздыбился, и его голос неожиданно возрос на целую октаву. – Она даже не знает, как отсюда выйти.
– Она прекрасно все знает. А еще у нее есть мобильный телефон. И я уже рассказала ей, как связаться с охраной и начальством завода в случае чего.
Кочкин провел по липким блестящим волосам.
– Как-то это все преждевременно, Елена, – он повернулся к мужчинам в поисках поддержки. – Мне кажется, втроем в тоннеле будет не так тесно.
– Не сомневайтесь, нам вполне удобно будет даже впятером, – успокоила его Елена Николаевна. – Маше я доверяю.
– В таком случае, я мог бы позвать кого-то еще, – не унимался Кочкин.
– Не стоит себя утруждать, Григорий Ильич. – Чем больше людей знает о вашем беспутном плане, тем хуже для вас. Я делаю это исключительно из уважения к своим сотрудникам. И мне хотелось бы, чтоб с таким же уважением они довольствовались моим мнением.
На этом разговор был окончен. Кочкин бросил неодобрительный взгляд на девочку и сунул руки в карманы. Отступать было некуда. Впереди всех ждал проход в неизвестность. И на лицах мужчин читалось крайняя обеспокоенность за то, куда они идут, будто каждый из них понимал насколько права Гейкина и насколько безумен Кочкин.
– С Машей мы будем связываться каждые десять минут. Я буду говорить куда мы идем, чтобы в экстренном случае она могла объяснить другим людям, как нас найти.
– Господи ты боже мой! – Кочкин подпрыгнул. – Елена Николаевна, не запугивайте экипаж! Еще ничего не случилось.
– Если связь оборвется, Маша будет ждать тридцать минут. После чего…
– Я иду в комнату охраны, – ответила девушка. – И докладываю им.
От ее слов Кочкин сжал кулаки. Его волосы слегка приподнялись, и общий вид говорил о том, что он едва держит себя в руках.
– Все ваши речи доведут меня до белого коленья.
– Если вы не согласны, Григорий Ильич, мы можем…
– Я согласен, – прорычал Кочкин.
Руки его опустились, и он стал смирно, как армейский офицер.
– Все понятно, – ключник вытащил из кармана сигарету и, оценив реакцию Елены Николаевны и Кочкина, сунул ее не в рот, а за ухо. – Все понятно.
Под шлемом сигарета согнулась, и Леонид Розгин определил ее обратно
– Что ж тут непонятного, – проворчал Кочкин. – А вы не волнуетесь за то, что наши частые переговоры сделают много ненужного шума?
– Первое, за что я волнуюсь – это за наши жизни. Все остальное – мелочи.
Кочкин закусил губу. Когда Елена Николаевна повернулась к двери, он показал гримасу, которая на его лице смотрелась так тщедушно, что от смеха не удержалась даже Маша.
– Вы хотите пойти первым? – не оборачиваясь, спросила Елена Николаевна.
– Нет уж. Женщины вперед.
Кочкин включил свой фонарь и последовал за Гейкиной. За ними в тоннель зашли Розгин и Попов. Свод над дверью был довольно низким, но наклоняться пришлось только ключнику. Леонид закряхтел, его шлем процарапал линию на зеленоватом мхе, он согнулся, прихватываясь то за спину, то за больные колени. Маша помахала всем ручкой и села рядом с пюпитром. Чуть позже группа скрылась в сумраке, в тоннеле воцарилась тишина, и девушка, поставив рацию напротив себя, стала ждать.
Елена Николаевна шла так медленно, будто под ее ногами вместо твердого каменного настила находился старый бревенчатый мост. За стонами и кряхтением группы она почти не слышала звук своих шагов. Это ее настораживало, потому что шум придавал огласку их действиям, а она не хотела, чтобы тот, кого они могли здесь обнаружить, заранее узнал об их присутствии. Она не верила в то, что в тоннелях завелся вор, но история Эвы Кордовы показалась ей достойной внимания.
Низкий арочный тоннель продолжался недолго и уперся в винтовую лестницу, ведущую вниз. Здесь группа остановилась. Ключник выпрямился. Его поясница хрустнула, как сухая ветка, и Леонид заругался. Когда его чертыханья закончились, Елена Николаевна обернулась и «разжала уши». Леонид выглядел так, будто недавно переплыл бурную реку. Он ловил ртом воздух, губы его были разодранными и белыми, а лицо словно впитало остатки ночного кошмара. Ключник увидел, куда им предстоит спускаться, зубы его сжались и заскрипели.
– Нам надо передохнуть, – сказал он. – Перекурить.
Елена Николаевна чувствовала к нему жалость. Она знала, что Леонид никогда не увиливал от грязной работы, и если кому-то требовалась его помощь, он всегда был рад ее оказать. Но сейчас она думала не только о нем. Она думала обо всей группе, и ее ответ был категоричен:
– Никаких передышек до конца пути, Леня. Все претензии к Григорию Ильичу.
– Ильич…
– Леня! – вступился Кочкин, которого вполне устраивало, как выглядит его подчиненный. – Будь мужиком, в конце концов. То ему покурить, то посидеть, то передохнуть. Тут идти осталось пять минут.
– Не могу я что-то, – пожаловался ключник. – Не дышится.
– Прислонись к стене, – посоветовал начальник ночной смены. – Сделай полный вдох и полный выдох. Главное, выпрями спину.
– Никто ничего делать не будет, – скомандовала Елена Николаевна. – Леня, если тебе плохо, возвращайся назад. Я не знаю, сколько еще идти. Думаю, лестница ведет под один из тоннелей, за ней будет либо подъем, либо развилка. Чтобы ты не потерялся, лучше возвращайся сейчас.
– Леня! – Кочкин выпятил грудь. – Соберись. Мы прошли всего двадцать метров.