Добро пожаловать в обезьянник (сборник)
Шрифт:
— Простите, сэр, не понял?
— Ну, — пояснил он, — так сейчас называют береговую охрану. Ведь ее главная задача — оберегать Кеннеди, покуда тот катается по морю на своей вонючей посудине.
— Так вы не служите в береговой охране? — Я ничего не понимал: в самом деле, какие же еще бывают коммодоры?
— В сорок шестом году, — гордо сообщил мне Рэмфорд, — я был начальником яхт-клуба в Хайаннис-Порте.
Он не шутил. Поэтому я не улыбнулся. Миссис Рэмфорд тоже не улыбнулась, а лишь тихо, почти неслышно вздохнула.
Смысл этого
Эйзенхауэра Рэмфорд-старший особенно недолюбливал.
Итак, незадолго до конца июня я завел свой грузовичок и отправился в Хайаннис-Порт, чтобы измерить окна в доме коммодора. Мистер Рэмфорд жил на Ирвинг-авеню — там же, где и Кеннеди, и вышло так, что мы с президентом приехали в город одновременно.
Пробка началась задолго до Хайаннис-Порта. Судя по номерным знакам, здесь собрались машины практически из всех штатов. Мы двигались со скоростью четырех миль в час, нас обгоняли даже пешеходы. Радиатор моего грузовичка то и дело закипал.
Что ж, торчать в пробках — удел простых смертных. От этой мысли я было немного расстроился, но, приглядевшись, вдруг узнал человека в соседней машине: им оказался сам Эдли Стивенсон.
Его лимузин тоже еле-еле полз, а из-под капота валил пар.
Когда движение окончательно застопорилось, мы с мистером Стивенсоном вышли наружу и немного прогулялись. Я поинтересовался, как идут дела в Организации Объединенных Наций, и он сказал, что нормально. Другого ответа я от него и не ожидал.
Добравшись наконец до нужного поворота, я увидел, что Ирвинг-авеню перекрыта полицией и службой безопасности и всех туристов сгоняют на соседнюю улицу. Эдли Стивенсона пропустили, а меня, естественно, нет. Я кое-как втиснулся обратно в поток машин и двинулся дальше, разглядывая витрины и вывески. Миновав мотель имени Президента и коктейль-бар имени Супруги Президента, я остановился возле кондитерского магазина имени Президентской Четы.
Оттуда я первым делом позвонил Рэмфорду — выяснить, может ли продавец оконного стекла попасть на Ирвинг-авеню, не рискуя быть застреленным. Трубку поднял дворецкий; он записал мой номерной знак, рост, цвет глаз и все такое прочее, после чего пообещал, что охрана меня пропустит.
Дело шло к обеду, и я решил немного перекусить. Все сладости, которые продавались в магазине, были названы в честь президента, а также его родственников и друзей. Например, пирожное с земляникой и кремом именовалось «Джеки», а мороженое в вафельном стаканчике — «Кэролайн». Имелся даже бисквит «Артур Шлезингер-младший».
В общем, я съел два «Тедди» и выпил чашку «Джо».
На следующем перекрестке меня действительно пропустили без помех. Ирвинг-авеню была совершенно пуста, лишь впереди маячила одинокая машина с пакистанским флажком.
Увидеть
Человека, торгующего противоураганными окнами — тем более если он сам их и устанавливает, — вряд ли можно отнести к привилегированному сословию. Поэтому я был готов сразу приступить к работе, не вдаваясь в ненужные разговоры. Однако коммодор встретил меня как самого дорогого гостя: угостил коктейлем, пригласил к ужину и, сказав, что делами можно будет заняться завтра, даже предложил оставаться на ночь.
Мы взяли по бокалу мартини и вышли на веранду. Но коммодор не стал любоваться прекрасным голубым заливом — он с явным удовольствием не отрывал взгляда от огромной пробки на подступах к Ирвинг-авеню.
— Посмотрите-ка, — сказал мистер Рэмфорд, — на всех этих идиотов, возжаждавших романтики! Они и вправду думали, что их пригласят сыграть в гольф с президентом или на худой конец с министром здравоохранения — ведь они же за них голосовали! Черта с два! Оттуда, с дороги, не увидишь даже антенну на президентской вилле. А вся романтика — порция жутко дорогого мороженого, именуемого «Кэролайн».
Над верхушками деревьев с ревом пролетел вертолет и опустился на землю неподалеку от виллы Кеннеди.
— Интересно, кто бы это мог быть? — спросила Кларисса.
— Папа Иоанн Шестой, — пробурчал коммодор.
Из дома вышел Джон — дворецкий — с большим подносом, на котором желтели какие-то непонятные предметы, напоминавшие орешки или воздушную кукурузу. Выяснилось, что это значки с изображением Голдуотера. Джон направился к веренице машин и стал предлагать их разочарованным туристам. Усталые, раздраженные люди охотно разбирали значки.
Несколько человек приблизились к дому и попросили разрешения немного отдохнуть на лужайке — они шли пешком шестьдесят семь миль, от самого Бостона, а президент даже не вышел их поприветствовать.
— Надевайте значки и присаживайтесь, — ответил Рэмфорд. — Сейчас вам принесут лимонад.
— Послушайте, коммодор, — поинтересовался я, — а где же ваш мальчуган? Ну, тот, который выступал у нас в Нью-Гемпшире.
— У меня другого и нет.
— Замечательно он тогда говорил!
— А как же, — усмехнулся коммодор. — Весь в отца!
Кларисса опять тихо, печально вздохнула.
— Он ушел купаться, — сообщил Рэмфорд, — скоро придет. Если, конечно, его не утопит какой-нибудь псих на водных лыжах. У нас тут соседи, понимаете ли, водными лыжами увлекаются.