Добрым словом и пистолетом
Шрифт:
Белег перешагнул низкий бордюр клумбы и подал руку Лютиэн, та подобрала юбки и перепрыгнула на усыпанную осколками дорожку.
— Где Диор?
— За рекой. С людьми.
— Хорошо.
За спиной в общем шуме приметно захрустел гравий, и Белег обернулся: от внутреннего входа в управление бежал Турин — бежал, прижимая к груди белый сверток.
— Вот! добыл! — он остановился, протянул; лицо у него было в мелких кровящих царапинах, куртку грубой кожи тоже изрядно посекло, но и только — как и шлем, она явно уберегла от чего похуже.
— Что это?
— Что?.. Простынь… Накрыть.
— Я?
— Ну да…
Белег забрал сверток, развернул — тот действительно оказался простыней с фиолетовым больничным штампом. Вернее, не больничным.
— Я сам.
Щуплого и невысокого Саэроса он один вынес из клумбы на незатоптанный газон, уложил там и накрыл. Турин ждал, переминаясь и явно подыскивая что сказать, но столь же явно слов не находил. Потом встрепенулся — подхватил с земли брошенный пиджак.
— На вот. Держи, — сразу уловил несогласие и добавил: — Лучше бы надеть.
Белая рубашка под жилетом в общем была цела, но вся пестрела пятнами — черными от земли, зелеными от травы, красными. Белег бегло осмотрел себя, ослабил галстук, поправил кобуру и тут осознал кое-что еще: порезы на лице, на шее, на руках не кровоточили и даже не болели, не болели разбитые костяшки, но это ладно — ушла боль из груди. Не свежая боль, не от нынешних ушибов, не убаюканная мазью сестры Ниниан — нет, ушло то, что уже несколько месяцев как поселилось глубоко внутри, за ребрами, давая знать о себе то судорогами, то вдруг сбившимся дыханием, то просто внезапной резкой болью, а чаще — ноющей, привычной, ставшей незаметной почти, как тень, как старый, рубцующийся шрам. Белег положил ладонь на ребра и на пробу вдохнул-выдохнул, убеждаясь в правдивости своих ощущений, и взглянул на Лютиэн, а та поняла: чуть улыбнулась, чуть озорно пожала плечами — теперь уже привычным жестом нашалившей девчонки.
Он не сказал ничего, только встряхнул и все-таки натянул пиджак.
— Белег!.. — громко позвали со стороны дворца, со стороны выхода из управления — за окликом бежал Аэрвил Диарман, капитан разведки.
Одновременно и уже безо всякого к ним интереса подскочил кто-то из дворцовых, едва остановившись, взглянул на Саэроса, выругался и поспешил дальше с непонятно к кому обращенным возгласом: «Быстрее, быстрее! Тут еще один!..»
— Белег, поднимись скорее! — Аэрвил перешел на шаг и остановился как будто в неуверенности: — Тебя Ордиль зовет…
Белег взглянул коротко, обернулся на Турина.
— Останься с принцессой.
— Хрена с два! — выпалил тот почти одновременно — словно ждал чего-то такого и уже заготовил ответ.
— Что?
— Ты услышал! И не подумаю — хрена с два. У принцессы хватает охраны.
Он непривычно требовательно уставился на Лютиэн, и та, соглашаясь, просто наклонила голову.
— Идите. Я посмотрю — дождусь, чтоб его забрали.
— Мне нужно поговорить с твоей матерью.
— Она у себя. Но… ты видел. Не слышит как будто. Не отвечает… Хотя я не… не… не знаю, — она не договорила, сморщилась и нахмурилась, словно пыталась сформулировать, уловить что-то важное и не смогла. — Пойдем вместе?
— Белег, пожалуйста, это важно… — снова позвал Аэрвил, и тут наверху в перекошенном оконном проеме
— Белег Куталион, мне нужно спуститься самому и умолять тебя?!
Внутри, на лестнице, им встретились четверо санитаров — несли две пары полностью накрытых носилок; с носилок капало, оставляя почти непрерывную дорожку крупных алых крапин. Белег и Турин посторонились, и Белег оглянулся на лестницу, на пустующий внизу пост — его заменило сплошное оцепление со стороны Лучного поля и усиление уже наверху, прямо перед входом в управление. Бежать из кабинета в сад этим путем было бы долго, да и пустой пост он как будто не видел — в отличие от изувеченного холла наверху. Спрыгнул прямо из окна?.. Он потер висок и взглянул на свои туфли: они были в земле, но после сидения в астрах и георгинах это ни о чем не говорило.
— Подойди пожалуйста, окажи любезность, — обернувшись на шаги, непривычно нервным голосом позвал Ордиль, когда Белег задержался — остановился у окна и убедился, что трава внизу хорошенько примята. Точно, спрыгнул. — Пообщайся. А то выходит, у меня недостаточно авторитета, — и, хромая, демонстративно отошел.
Нолмэндил, без кровинки в лице, лежал почти на том же месте на каких-то тряпках и вот те как раз пропитались насквозь. Что именно произошло, было не видно под расстеленным шерстяным одеялом, но судя по лоскутам рубашки, по обрывкам санпакетов, бинтов и марлевых перевязок и, главное, по отброшенному в сторону расщепленному и мокрому куску дверного косяка, ничего хорошего.
— …вы не слышите меня, я не пойму? — откровенно злясь, проговорил доктор Курмин. Вместе с двумя ассистентами он стоял рядом на коленях и делал инъекцию, одновременно продолжая спор. — Каждый раз одно и тоже. Как с детьми…
— Позвольте, доктор, — Белег опустился рядом с ним.
— …а потом будете требовать от меня чудес?
— Как обычно.
Доктор отвечать не стал, только, закончив, сделал знак ассистентам и поднялся, первым отошел в сторону, где еще над кем-то склонялись доктор Адвэллион и врачи из госпиталя.
— Белег… — не открывая глаз, позвал голдо.
— Я здесь.
— Твой… наследник… доверия не…
— К делу.
— П-позвони… тетке. Тетя Иль-ми-вэль. Спроси номер в салоне… в…
— В музыкальном, я понял. Дальше. Что говорить?
— В карты вы… играл и… П-по ситуации. В отпуск… или… уволился. Вещи…
Нолмэндил говорил едва слышно, прерывисто, глотая окончания и сбиваясь с дыхания; дышал поверхностно и глаза не открывал — глазные яблоки дергано катались под дрожащими веками.
— Вещи… надо оставить… Главное, п-про карты.
— Все?
Тут он глаза все-таки приоткрыл, посмотрел мутно, теряя фокусировку.
— Даль-ше… сам решай… С гномами не тяни… те — опасно. П-правда. Полагаюсь на… чутье… твое. Раз глупо так…
Через минуту к лестнице понесли еще одни носилки. Доктор Курмин молча пошел рядом, вообще ничего больше не сказав и даже не взглянув, и только сосредоточенно смотрел перед собой и делал какие-то пассы пальцами-ладонями — то ли просто собирался с мыслями, то ли готовился резать и шить.