Добрый ангел смерти
Шрифт:
Интересно, они еще живы?
Я присмотрелся к лицам людей на фотографиях. Им было лет по тридцать-сорок.
– Наверно, живы.
– Тогда надо снимки в милицию отдать.
– Ты что, – я обернулся к Гуле. – Что милиция будет с ними делать? Мы даже не знаем, где это произошло! Ясно, что за границей. Даже не в России. Кому сейчас интересно будет копаться в делах двадцатилетней давности, да еще и в другой стране?
Я положил снимки ,обратно в конверт и спрятал в ящик стола.
– Я только предложила, – извиняющимся тоном сказала Гуля. – Может, у этого
– Может быть, – согласился я.
Разговор на этом закончился, и мы спустились вниз.
Пообедали со стариками. Картошка, салат, котлеты. Компот на десерт. У меня было такое чувство, что мы живем здесь уже несколько лет, что мы кровные дети Ольги Мыколаивны и Юрия Иваныча. Что и дальше, до самой смерти, мы будем жить в этом доме, в Коломые…
Я тряхнул головой. Посмотрел на заплаканное дождем окно.
Юрий Иваныч встал из-за стола, надел пиджак.
– Пиду на пошту, можэ, пэнсию дають, – сказал он, выходя в коридор.
Дождь, взявший нас опять под домашний арест, напомнил мне о Киеве. Мы сидели молча за столом втроем со старушкой.
– Можэ, курэй завэсты? – задумчиво спросила она и сама же пожала плечами.
У каждого человека дождь вызывает свои мысли и вопросы. Я посмотрел на Гулю.
– Пошли погуляем, – негромко предложила она. – Там, на вешалке, два зонтика висят.
– Погуляйтэ, чого там, – Ольга Мыколаивна обернулась ко мне. – А я вдома посыджу. Посыдиты – цэ тэж добрэ для здоровья!
Когда мы вернулись с прогулки, Юрий Иваныч ошарашил нас новостью, принесенной им с почты. Прошедшей ночью был убит фотограф, работавший в единственном коломыйском фотоателье. Там его, убитого, и нашли утром. А все фотоаппараты и оборудование украли.
Эта новость отняла у меня речь. Ночью я аккуратно, чтобы не разбудить Гулю, поднялся и подошел к окну. Снова увидел дежурившую на улице машину.
Связывать регулярное присутствие машины перед домом с убийством фотографа было бы нелогично. Просто время, видимо, было такое. Время было наполнено напряжением и убийствами.
Глава 73
Через день почтальон принес мне вызов на телефонные переговоры. Вызывал Киев, так что настроение у меня сразу поднялось. «Видно, Петя что-то узнал или полковник выполнил свое обещание», – думал я по дороге на почту.
Почта находилась недалеко от вокзала. Вышел я за полчаса до указанного в вызове времени переговоров. Гуля осталась дома.
Я шел вдоль нашей улицы по разбитой асфальтовой дороге, обходя лужи, напоминавшие о дождях прошлой недели. Эти лужи-долгожители доказывали импотенцию осеннего солнца. «Октябрь уж наступил», – вспомнил я строчку из Пушкина. Когда-то эта строчка вызывала у меня приступ смеха, ведь была она ответом на вопрос-анекдот: «В каком месте „Евгения Онегина“ Пушкин упоминает о Великой Октябрьской революции?» Сейчас, думая о наступившем октябре, я не ощущал ничего, кроме упрямой прохлады воздуха, также игнорировавшей присутствие солнца, как и лужи на асфальте.
Отдав телефонистке свой вызов, я присел
Через полчаса я подошел к телефонистке. Попросил ее проверить вызов. Она, отвлекшись от чтения какого-то женского журнала, взяла в руки мою бумажку, позвонила на телефонную станцию. «Ирочка, проверь тридцать седьмой, Киев».
Потом подняла свой безразличный взгляд на меня, сказала «Ждите!» и снова уткнулась в журнал.
Я вернулся на место.
Услышал с улицы звук остановившейся машины. Обернулся и посмотрел в окно – возле почты стояла коричневая «шестерка», из нее вышел прилично одетый мужчина в очках. Зайдя внутрь, он бросил на меня спокойный взгляд, прошел к телефонистке, негромко спросил ее о чем-то. Снова оглянулся на меня. Потом подошел.
– Николай Иванович Сотников? – спросил он, остановившись передо мной. Его умные прищуренные глаза улыбались за стеклами очков в тонкой металлической оправе.
– Да, – произнес я озадаченно.
– Пойдемте, есть о чем поговорить, – сказал мужчина.
– Я жду звонка…
– Нет смысла, это я вас вызвал, – сказал он. Пойдемте.
– Вы от Витольда Юхимовича? – спросил я.
– От кого?
– От полковника Тараненко…
– Близко, – мужчина кивнул. – Почти угадали.
Мы вышли из почты, сели в коричневую «шестерку».
– Можете меня звать – Алик, или Алексей Алексеевич, – сказал мужчина, заводя машину. – Тут красивые окрестности, вы любите дикую природу? Конечно, любите, иначе что бы вам делать в пустыне? А? – И он повернулся ко мне, спокойно улыбаясь.
Потом протер носовым платком каплевидные стекла очков, снова водрузил очки на немного курносый нос.
Мы проехали мимо вокзала, свернули на незнакомую мне улицу.
– Куда мы едем? – спросил я, видя, что мы выезжаем из Коломыи.
– Я хочу вам показать один хороший санаторий, – сказал Алик. – На будущее… Там и отдохнуть можно, и подлечиться…
«Шестерка» выехала на трассу. Пристроилась за трейлером с польскими номерами.
Алексей Алексеевич пару раз высунулся налево, пытаясь обогнать трейлер, но не решился. Мы ехали вдоль соснового леса со скоростью не больше шестидесяти километров в час. Наверно, поэтому на лице у водителя появилась кислая мина.
Его внешность, его манера говорить, четко произнося каждое слово, каждую букву, отражали исключительную самоуверенность. Его лицо изначально выражало приветливость – даже без улыбки. Человек с таким лицом не мог не вызывать доверия.
– Извините, что так медленно едем, – он бросил на меня быстрый взгляд. – Обычно трасса не так загружена…
Минут через пятнадцать мы свернули в лес и поехали по совершенно пустой, гладкой, как лед, асфальтовой дорожке шириной всего в одну машину. Въехали в открытые ворота, свернули направо и остановились у деревянного коттеджа с крыльцом и широкой застекленной верандой. Перед тем как выйти из машины, Алексей Алексеевич потянулся рукой к заднему сиденью и взял оттуда элегантный кожаный портфель.