Добрый мир
Шрифт:
стола прочь. Подошла к кровати, легла на нее лицом вниз и заплакала.
Часа через полтора Людмила пошла в школу.
Наверное, ее заметили еще на улице. Как только она вошла в коридор, ее
окликнули из директорского кабинета:
– Людмила Ильинична! Зайдите, пожалуйста, ко мне!
– Да, я знаю, сейчас, - ответила Людмила. Она быстро зашла в
учительскую, разделась и направилась туда, куда ее пригласили.
Объяснение началось с долгого молчания. Алла Петровна,
минуту возилась в столе, что-то отыскивая, надела очки, потом сняла их;
несколько раз очень неприятно хрустнула пальцами. Наконец, она встала из-за
стола и заговорила:
– Я пока не собираюсь спрашивать о том, что у вас произошло в пятом
классе, до этого мы еще дойдем. Объясните для начала: почему вы ушли с
остальных уроков? Насколько я знаю, у вас их оставалось еще два: в седьмом
и девятом, так?
– Да»- ,
Что «да»?
– У меня оставалось еще два урока: в седьмом и девятом классах.
–
Людмила старалась, чтобы голос ее звучал потверже.
– Я не провела их,
потому что до этого в пятом классе у меня произошло не... безобразное
событие. Я ударила ученика, и...
– И ваше самочувствие резко ухудшилось?
– перебила учительницу
директор.
– Да, ухудшилось.,.
– За что же, позвольте спросить, вы ударили ученика?
– Алла Петровна
снова надела очки.
– Он... плюнул мне в руку... и у меня какой-то срыв...
– Вы неверно рассказываете, - опять перебила Людмилу Ильиничну
директор.
– Вы подставили ученику свою руку таким образом, чтобы в нее
непременно плюнули .Вот как было дело... Да вы соображаете, милочка, что
вы наделали?!
– почти без перехода сорвалась на крик Алла Петровна.
–
Рукоприкладство в школе! Да за это в армии погоны срывают! Не то что в
школе! И это в самом-то начале?! А что в таком случае остается нам, я вас
спрашиваю? Что, я спрашиваю, остается нам, которые здесь уже
полмиллиарда нервных клеток оставили, а? Может быть, кистенями
обзавестись? Позорище!
– Алла Петровна в очередной раз стащила с себя очки
и бросила их на стол. Она подошла к Людмиле Ильиничне и близоруко
сощурилась: - Ну, что скажите, милочка?
«Милочка» стояла возле стенда по «Гражданской обороне», и на нее
жалко было смотреть. Щеки у нее раскраснелись, лицо напряглось, и столько
было в этом лице борьбы, чтобы удержать слезы, что директору стало
неудобно за свой крик.
Алла Петровна вообще не умела долго злиться. А на эту молодую
историню и не смогла бы, даже если б умела. Из той молодежи, что прошла
через ее школу
больше всех. Во-первых, прекрасными уроками. За двадцать лет директорства
Алла Петровна видела много самых разных уроков истории. Она и сама была
историком. Но чтобы, например, учитель в тесные тридцать минут смог
толково и просто подать ребятишкам царствование Петра Первого, да при
этом еще увлекательно рассказать о том, что ели и как одевались русские
люди в восемнадцатом веке, так рассказать, что весь класс, в том числе и она
сама, превратились бы в одно большое слушающее ухо, - это, по мнению
Аллы Петровны, был уже божий дар... Потом, манера одеваться. Всегда на
Людмиле строгий костюм, без всяких излишеств, безукоризненная обувь -
будь то туфли или сапоги - и простые коричневые чулки ( деталь для Аллы
Петровны вовсе не безразличная). И еще: Алла Петровна привыкла как-то
типизировать для себя своих молодых коллег. Она, например, могла сказать
себе: «Эта симпатичная русачка выйдет за киномеханика, потолстеет и через
пяток лет будет с увлечением разводить кур; зта бойкая географичка улизнет
отсюда, как только представится случай...» С Людмилой было сложнее. Она
не поддавалась такой упрощенной типизации. В районо Алла Петровна
узнала, что Людмилу к ней не распределяли, у нее был «красный» диплом,
свободный. Что понесло ее в деревню? И как, наконец, относиться к сельской
учительнице, которая бегает по утрам? Наденет синий спортивный костюм и
по-мужски, красиво и легко, бежит по холодку к реке... «Это что, новая
молодежь?» - спрашивала себя иногда Алла Петровна, глядя на эту
русоволосую, с умными зелеными глазами учительницу.
Но сегодня она ударила ребенка. Не хвалить же ее было за это!
– Лукавый тебя, милочка, попутал, точно, - сказала Алла Петровна уже
совсем спокойным голосом.
– Хоть бы кого другого... Ты мамашу его знаешь?
В леспромхозовском магазине торгует... Хорошо, что во всей деревне одна
такая! Двух бы миряне не выдержали. Но ничего, не раскисай особо, я бы,
может, тоже не выдержала, такой заноза... Не так бы лихо, конечно, да что
теперь-то!
Вот тут Людмила и не выдержала. Слезы так потекли из ее глаз, что
директору показалось, будто она слышит звон капель по полу. Алла Петровна
засуетилась, зачем-то начала поправлять учительнице прическу, взяла ее за
плечи. И полушепотом зачастила:
– Да ладно вам, ей-богу, правильно вы ему, он зтого дома