Добудь восход на закате
Шрифт:
— Да, кислое место.
— Именно. Взятки, кстати, на любом пригорке берутся, от тех, кто ниже ростом.
— Наполеон, Гитлер, Сталин тоже были невысокие, а весь мир на пальце вертели...
— Я образно выразился насчет роста, не перебивай же. Ты говоришь, повторяя за Экклезиастом: суета сует, это уже было, все пройдет, тщета... Да, верно. Однако, я добавляю от себя: это не повод унывать. Тщета и бесполезность — не причина им поддаваться. Всегда умрем, всегда успеем, а пока надо жить и барахтаться. Я тоже рассуждал как ты, пока не столкнулся с чудом.
— Каким чудом? Расскажи, Сигорд? — Сигорд
— Да... Было дело. Потом расскажу. Но впечатление сильное, всю жизнь мне перевернуло.
— А как давно это было? — Сигорд не заметил подвоха и честно ответил:
— Месяца не прошло.
— То-то, я смотрю, переродился ты нравственно и материально. Бритву украл, святых людей надинамил ложным раскаянием, бессовестно раскрутил на жратву и ночлег.
Сигорд покраснел с досады и... И рассмеялся нехотя.
— Да, уел меня живьем. И все-таки я дышу и мыслю, а ведь хотел умереть. И буду жить.
— А потом помрешь и никому дела не будет — Наполеон Бонапарт был ты внутри, или просто бездомный Сигорд. Разве что чертям в аду забот прибавишь.
— Да, но пока — поживу и буду этому радоваться. И... вообще... — Сигорд ответил не сразу, долго молчал, и обе последние фразы упали в пустоту: Титус заснул и ничего не слышал.
Сигорд ворочался на своей лежанке, вспоминая тот ночной разговор с Титусом о тщете человеческой жизни, вязкий, с неумелыми аргументами от обеих сторон... И Титус не сумел ему толком объяснить, что хотел сказать, и он Титусу какую-то чепуху на уши вешал, вместо того, чтобы сказать истину, такую, чтобы тот с одной фразы врубился и проникся... Как ему объяснить, что чудо — оно внутри живет, и греет, и освещает, и не зависит от интерьеров... Сигорд приподнял голову с подушки и огляделся. Полуразрушенный чердак заброшенного дома, грязь, распад... Дом смущенно закряхтел — все правильно, что есть, то и есть. Да теперь уже какая разница — осталось-то...
Сигорд осторожно опустил голову и плечи на лежанку, расправил затылком ватные комья и узлы под самодельной наволочкой, сооруженной из старой рубашки. Надо спать. Спать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующее утро выпал четверг и Сигорд почти весь его посвятил сбору пластмассы на свалке. Попутно понял, что не худо бы заиметь нитку с иголкой, но другого способа, как купить за деньги, не придумал и, естественно, отложил «на потом».
Собирал он истово, сделал три рейса, сдавая найденное тому же Мирону, и заработал в общей сложности одиннадцать талеров. Минус талер на хлеб, минус два на пополнение бульонных кубиков... Двадцать один шестьдесят. Это были хорошие деньги для Сигорда, но... Каждый день так убиваться ради десятки — нерационально. Кроме того, желудок заныл: чай, хлеб и бульонные кубики стали приедаться. И десны заныли, напухли. Авитаминоз. Против авитаминоза надо травку щипать, жевать и сок глотать, а саму траву выплевывать... И опять пришло ноябрьское утро, еще более светлое и
— Там пожарная каланча, достопримечательность нашего района, древнейшая в столице. Ни о какой передаче прав на застройку того «пятна» и быть не может, даже и не думайте. А эту вашу заявочку, господин Лауб, мы служебным, обычным, однако ускоренным порядком — удовлетворим, с января можете строить, ломать, возводить...
— Да уж, вы позаботьтесь лично, проконтролируйте, а то ваши сотрудники намекают... Не знаю уж на что они намекают, но оформление документов тормозят, не хочу сказать саботируют. Истребление глупцов обернулось бы настоящим геноцидом любого народа Земли
— В моем муниципалитете???
— Так точно. Кстати, у меня совершенно случайно листочек распечатан, это я себе для памяти набросал: фамилии, должности, суть зацепок.
— Давайте сюда.
— Вот, возьмите. Эдгар... Мы с вами реалисты и люди дела, мы понимаем сложности современного несовершенного законодательства, все эти нестыковки и неувязки, все эти рогатки, сквозь которые волей-неволей всем нам приходится продираться, работу по которым не уложить в нормированные часы работы и оклады; и ваш взнос в наше общее дело суперценен для нас, очень важен для нас, но когда всякая канцелярская мелочь...
— Все, все, все. Ни слова больше. Я лично всем займусь и доконтролирую, так сказать, до победного итога. Виновных укрощу и накажу.
— Не сомневаюсь в вас, Эдгар, мы же не первый год знакомы. Уверен, что это не вина, а скорее, глупость исполнителей тому причиной.
— Этого добра у нас хватает, вы правы, неистребимое племя. Не стрелять же их. Я разберусь.
— Что поделать, Эдгар, что поделать... Истребление глупцов, если за него взяться, обернулось бы настоящим геноцидом любого народа Земли, поэтому такие люди, как мы с вами, должны использовать тот материал что есть, и не хныкать. Использовать и добиваться. Вы незаурядный человек, истинный работоголик, и ваша настоящая карьера вся впереди. Вы еще так молоды...
— Вашими бы устами, господин Лауб, вашими бы устами... Да вы только гляньте на мои просторы, посмотрите, в каком районе приходится работать! Пустыри да свалки! Бизнес идет сюда медленно, неохотно. А ведь это не окраина города, хотя она формально окраина, это же центр, чуть ли ни в радиусе Большого Президентского Дворца.
— У залива, вдобавок.
— Именно у залива! Это самый перспективный, с точки зрения развития, район города! Стоит только заглянуть в завтра!
— Скорее, в послезавтра...
— Это уже зависит от вас, от бизнеса. Ну а сегодня — да, увы... О! Видели! Этот сраный, извините за выражение, бродяга-мешочник сам под колеса лезет, ни пройти ни проехать — сколько их тут бродит... Хотя «тяжелая» криминогенность на удивление низка — только бродяжничество, да нарушение общественного порядка, кражонки... Вот, кстати, вам на заметку еще объект: аналогичные свободные территории и свалки.
— Да, но давайте сначала с тем нашим домом разберемся?
— Хорошо.
— Но еще первее — поедемте, пообедаем? Мне не терпится показать вам один индийский ресторанчик. Недорогой, но весьма уютный, тем более, что фирма пока еще оплачивает мне представительские...