Добыча хищника
Шрифт:
– А за это можно? – он встряхнул рукой, заставляя четки щелкнуть.
– Я тебе это не дарила.
– Мы провели эту ночь вместе. Одна из этих бусин точно принадлежит мне.
А остальные он взял авансом? Он опять насмехается надо мной?
Ожидание собственной казни сводило с ума. Но еще больше – его взгляд. Меня вновь утягивало в бездну, но теперь это бездна обрела пугающую ясность, обличая мое собственное желание, помноженное на чувство вины.
Я ловила губами его дыхание.
Его запах, голос, внешность –
– Полегче, – он тихо рассмеялся. – Может, ты решила, что я абсолютно безразличен?
– Ты абсолютно… – красив, порочен, невероятен, – жесток!
– Я бываю очень пристрастен ко всяким безделушкам, – он положил обе ладони мне на поясницу, притягивая к своим бедрам, – ты – одна из них. Твое тело – прах, ничего не значит для меня. Я хочу это, – он вернул руку к моему лицу, провел ладонью ото лба к самому подбородку: – То, чем ты являешься. То, что делает тебя такой. Хочу забрать у тебя все и стать всем для тебя. И только потом, Эля, я тебя убью.
– Ты слишком заморочился, – бесстрашно заявила я: – раньше ты говорил, что не станешь ждать.
– С тобой мне нравится ждать.
– Перестань издеваться надо мной!
– Не применяй ко мне оценочные суждения людей. Я не издеваюсь, Эля. Я даже более сострадателен, чем ты можешь себе представить. Твой мир обречен. На руинах одной цивилизации мы создадим другую. Ратхату продлится до тех пор, пока не потухнет Солнце. Но между тобой и мной все иначе. Пока ты моя хейэри, я не имею права поставить новый скихр. Я сознательно делаю это, хотя единственное, для чего ты рождена – принять дар и стать частью Халара.
Я прикрыла веки и опустила голову, касаясь макушкой его ключицы.
Мне захотелось прижаться сильнее – он был такой горячий. Черт побери, температура его тела снова подскочила.
Я спрятала ладони у него на груди, согреваясь. Под пальцами мягкий черный свитер, втягиваю его запах – Боже правый!
А в следующую секунду я оказываюсь одна, и в меня врезается яркий солнечный свет.
Новый день начинается.
***
Если посудить, то дуло автомата, прижатое к затылку, можно расценить, как избавление.
Люди решительно не знали, что со мной делать.
После того, как чужак оставил меня одну, и я упала на землю, распластавшись под светлеющим небом, они, наконец, распахнули металлические ворота Климовского убежища. Какое-то время они просто наблюдали, как я лежу на спине, безвольно раскинув в стороны руки, смотрю на затухающий лунный серп и глотаю слезы. Наверно, они гадали, что со мной не так, раз я осталась жива после встречи с чужаком.
Им не объяснишь, что его метка не просто сводила с ума, она выжигала изнутри пустоту, которую мог заполнить только он, Тайгет Касар.
Проклятье! Его имя… оно билось внутри меня, словно сердцебиение.
– Она сама позвала его, я слышал! –
Он торопливо шел за остальными, сбивчиво объясняя, как именно все приключилось.
Сопровождавших было пятеро. Все хмурые и злые, будто я была взятым в плен шпионом.
Убежище представляло собой большое четырехэтажное здание, массивное крыльцо покрывал навес под колоннами. На фасаде сохранилась табличка: «Климовская центральная городская больница».
Меня грубовато тащили под локоть – наверное, не стоит предъявлять претензии по этому поводу. Достаточно взглянуть на ситуацию трезво: им просто необходимо понять, что я такое и могу ли пригодится.
– Эля! – вниз по ступеням быстро сбежала женщина в армейском бушлате. – Да отпустите вы ее, идиоты! Я знаю девочку!
Во имя всех святых, ее лицо заставило меня вместо радости, окончательно пасть духом, потому что я бросилась в ее объятия и расплакалась.
– Господи, он все-таки нашел тебя, – прошептала мне в макушку Рудова.
Инна Владимировна крепко обхватила мой затылок и прижала к своему плечу, неумело проявляя заботу. Она похудела и пахла медицинским спиртом и сигаретами. И все-таки, она была кем-то из той жизни, где я еще не имела метки.
– Пойдем, девочка, – она потянула меня ко входу, а военным гаркнула: – Я сама покажу ее командиру. Да дайте я осмотрю ее, сволочи! Никуда она не денется! Это же почти ребенок!
Обхватив мои плечи, она повела меня в здание.
Внутри оказалось тепло, и я, наконец, почувствовала, что больше не могу быть стойкой. Я хотела спать. А больше – почувствовать себя в безопасности… хотя бы ненадолго.
– Вашу мать, – выругалась Инна, когда мы вошли в лифт.
Под светом ламп она внимательно вгляделась в мое лицо. Проведя рукой по короткому ежику волос, она снова выругалась:
– Я видела тебя последний раз несколько дней назад. У тебя были серьезные травмы, шитая рана плеча и порезы на лице. Теперь даже шрамов не осталось. Что это за…?
Я с изумлением коснулась лба, где совсем недавно была рана.
– И твои глаза, Эля… – нахмурилась Рудова, – они другого цвета. Когда он поставил метку?
– Вчера.
– То есть… – опешила она. – Уже сутки прошли?
Я кивнула.
– Он не тронул тебя? – она окинула меня ошарашенным взглядом с головы до ног.
– Нет.
– Да он выкосил всю резервацию! Этот урод…
– Это другой… урод, – перебила я ее. – Мы с ним… он меня… мы… ничего он мне не сделал, в общем.
– За все пять лет, – вымолвила она, отшатываясь к стенке лифта, – никогда о таком не слышала. Кто ты, мать твою, такая, Эля?
Теперь я – его вещь, кажется. Безделушка.