Дочь «Делателя королей» (ЛП)
Шрифт:
Мы спускаемся по винтовой лестнице в надвратной башне замка и выходим на главный двор; ворота распахиваются и занавешенная повозка, окруженная всадниками, проезжает под аркой ворот.
— Кто это? — спрашиваю я. — Это леди? У нас гости?
Ричард выходит вперед и приветствует командира отряда, как будто ждал именно его.
— Все прошло хорошо?
Всадник снимает шапку и вытирает потный лоб. Я узнаю Джеймса Тиррелла, одного из самых доверенных людей Ричарда, за его спиной маячит Роберт Бракенбери.
— Все хорошо, — подтверждает он. — Насколько я знаю, никто не преследовал нас и не пытался остановить.
Я
— Кто это?
— Вы быстро доехали, — замечает Ричард, не обращая на меня внимания.
Из-за занавески появляется рука, и сэр Джеймс спешивается, чтобы помочь леди. Она откидывает ковер, который защищал ее от ветра в пути, и принимает его руку. Он стоит перед ней, опустив лицо.
— Это не твоя мать? — шепчу я Ричарду в ужасе при мысли об официальном визите.
— Нет, — говорит он, наблюдая, как женщина выходит из повозки и с коротким стоном распрямляет спину. Сэр Джеймс отходит в сторону. С ощущением, близким к обмороку, я узнаю мою мать, которую не видела в течение двух долгих лет; она явилась из аббатства Болье, как из могилы, словно живой призрак, и с торжествующей улыбкой смотрит на меня, свою дочь, которая оставила ее умирать в тюрьме.
— Почему она здесь? — требовательно спрашиваю я.
Мы одни в кабинете Ричарда, дверь в большой зал, где нас ждут, чтобы идти к ужину, закрыта; повара внизу на кухне ругаются, потому что мясо слишком долго жарится на огне, и выпечка уже подгорает.
— Я спас ее, — спокойно говорит он. — Я думал, что ты будешь рада.
Я вскакиваю со стула, чтобы посмотреть на него. Он не может верить, что я обрадуюсь. Его внимательный взгляд говорит мне, что он знает, как мать в течение двух долгих лет пыталась развязать войну внутри нашей семьи потоком своих яростных писем, болезненных извинений и оправданий. После ее последнего письма, в котором она назвала моего сына, своего собственного внука ублюдком, а моего мужа вором, она не написала мне ни слова. Она заявила, что я опозорила своего отца и предала ее. Она сказала, что я ей больше не дочь. Она прокляла меня материнским проклятием и пообещала, что я останусь жить без ее благословения, что она не назовет моего имени даже на краю могилы. Я ничего ей не ответила, ни одного слова. Выйдя замуж за Ричарда, я решила, что теперь у меня нет ни отца, ни матери. Он погиб на поле боя, она бросила меня и оставила одну среди воюющих армий. Мы с Изабель считали себя сиротами.
До сегодняшнего дня.
— Ричард, ради Бога, почему ты привез ее именно сюда?
Наконец он решает говорить прямо.
— Джордж собирался забрать ее, — говорит он. — Я в этом уверен. Джордж собирался ее похитить, обжаловать королевское решение поделить ее состояние между вами двумя и потребовать правосудия для нее. Спасти ее, словно странствующий рыцарь, а после того, как она получит обратно все земли Уориков, отобрать их у нее силой. Он собирался держать ее в своем доме, как тебя когда-то, и он забрал бы все, что у нас есть, Энн. Я должен был опередить его.
— Значит, ты забрал ее, чтобы это не успел сделать Джордж, — сухо говорю я. — Совершил преступление, потому что подозревал своего брата в таких же намерениях.
Он хмуро смотрит на меня.
— Когда ты выходила за меня замуж, я пообещал защищать тебя. Сейчас я защищаю наши общие интересы.
Напоминание о наших клятвах обезоруживает меня.
— Я
— Я тоже, — говорит он. — Но я обещал защищать тебя, и сейчас нужно было сделать именно это.
— Где она будет жить? — моя голова кружится. — Она ведь не может снова пойти в святилище?
— Она останется здесь.
— Здесь? — я почти кричу.
— Да.
— Ричард, я боюсь даже увидеть ее. Она отреклась от меня. Она сказала, что никогда больше не благословит меня. Что я не должна была выходить за тебя. Она написала такие вещи, которые ты бы никогда не простил. Она назвала нашего сына… — я замолкаю. — Я не могу повторить. Я не могу думать об этом.
— Мне не нужно слышать этих слов, — говорит он весело. — И мне не нужно ее прощение. А тебе не нужно ее благословение. Она будет жить здесь, как наша гостья. Ты никогда не увидишь ее, если сама не захочешь. Она может ужинать в своих покоях и молиться в своей часовне. Видит Бог, у нас здесь достаточно места. Она сможет жить здесь своим отдельным домом. Тебе не о чем беспокоиться.
— Как мне не беспокоиться? Это моя мать! Она сказала, что до самой могилы не назовет меня по имени.
— Думай о ней, как о нашей пленнице.
Я падаю в кресло, глядя на него.
— Моя мать — наша пленница?
— Она была в плену в аббатстве Болье. Теперь она в плену здесь. Она никогда не получит обратно свое состояние, она все потеряла в тот момент, когда, узнав о смерти твоего отца, решила спрятаться в святилище. Она по собственной воле бросила тебя одну на войне. Теперь она живет жизнью, которую выбрала. Она стала нищей и заключена в тюрьму. Просто теперь ее тюрьма здесь, а не в Болье. Возможно, ей здесь даже будет лучше. В конце концов, это был ее дом.
— Это был дом ее семьи, она приехала сюда еще невестой, — спокойно говорю я. — Здесь каждый камень будет напоминать ей о ее правах.
— Ну, что ж…
— И он все еще принадлежит ей. — я смотрю в его красивое решительное лицо и понимаю, что мои слова не имеют никакого значения. — Мы живем здесь, как воры, и теперь истинная владелица будет наблюдать, как мы собираем ренту и творим суд под защитой ее стен и под ее крышей.
Он пожимает плечами, и я замолкаю. Я знаю, что он человек внезапных решений, человек, способный — как и его братья — на быстрые, мощные, решительные действия. Мальчики Дома Йорков провели все детство на войне против короля, видя, как их отец, а затем брат, рискуют всем ради победы. Все братья-Йорки способны на бесстрашную смелость и выносливое упорство. Я знаю, что он будет отстаивать собственные интересы без малейшего угрызения совести. Но я не знала, что он способен арестовать свою тещу и удерживать ее против ее воли, украсть ее земли, пока она спит под его крышей. Я знала, что мой муж человек жесткий, но не догадывалась, что он тверд и холоден, как гранит.
— Как долго она будет жить здесь?
— Пока не умрет, — ласково отвечает он.
Я думаю о короле Генрихе в Тауэре, который умер в ту самую ночь, когда братья-Йорки вернулись с победой из Тьюксбери и поставили окончательную точку в своей борьбе. Я представляю, как они втроем тихо входят в его комнату, пока король спит. Он спит под их защитой и никогда больше не проснется снова; я открываю рот, чтобы задать вопрос, но молча закрываю, не сказав ни слова. Я понимаю, что боюсь спросить своего молодого мужа, как долго проживет моя мать.