Дочь «Делателя королей» (ЛП)
Шрифт:
Она кивает, но не хочет говорить о Джордже. Жена обязана повиноваться мужу, она обещала ему это в день свадьбы перед Богом; муж может распоряжаться ею, как угодно, ему на это дал право священник и весь мир. Изабель принадлежит Джорджу так же, как его слуги и лошади. Я тоже обещала повиноваться Ричарду, как своему господину наравне с последней кухаркой. Женщина слушается мужа, как холоп своего сюзерена — таков закон людской и Божий. Даже если она считает, что он не прав. Даже если она уверена, что он не прав.
Изабель осторожно кладет руку туда, где мой живот затвердел и увеличился под пышными складками платья. Я понимаю ее, и не убираю ее ладонь.
— Энни,
— Сначала была немного больна, но теперь все хорошо.
— Не могу поверить, что ты мне сразу не сказала!
— Я хотела, — признаюсь я. — Действительно, хотела, но не знала, как начать.
Мы отходим в сторону.
— Ты боишься? — тихо спрашивает она.
— Немного, — я вижу, как темнеет ее взгляд. — Очень, — признаюсь я.
Мы обе молчим, вспоминая как штормовые волны бросали наш корабль из стороны в сторону; как мама кричала, что я должна вытащить ребенка из нее; ужас, который я ощутила, нащупав внутри нее крошечное тельце. Это ощущение настолько явственное, что я цепляюсь за стену, чтобы устоять на ногах, словно под новым ударом волны. Она берет мои руки в свои, как тогда, когда мы только-только вышли на берег, и я рассказала ей о маленьком гробе, который наша мать опустила в море.
— Энни, нет ни малейшего основания думать, что с тобой что-то может случиться, — горячо шепчет она. — Ни одной причины, чтобы с тобой случилось то же, что и со мной. Тогда мы были в море, среди опасности и шторма. А ты будешь у себя дома, и твой муж…
— Конечно, он любит меня, — говорю я. — Он обещал отвезти меня в Миддлхэм и нанять лучших акушерок и врачей. — Я замолкаю, не решаясь спросить. — Ты могла бы… Я думаю, может быть, ты…
Она ждет. Она хочет услышать, о чем я собираюсь попросить ее.
— У меня больше никого нет, — просто говорю я. — Никого, кроме тебя. Что бы ни произошло между нами, Иззи, у нас нет никого, кроме друг друга.
Ни одна из нас не упоминает нашу мать, которая все еще находится в заключении в аббатстве Болье, пока наши мужья, сговорившиеся ограбить ее, делят ее земли, а потом ссорятся друг с другом. Она шлет нам обеим письма, наполненные угрозами и жалобами, клянясь, что не напишет больше ни строчки, если мы не пообещаем повиноваться ей и добиться для нее свободы. Она знает, что мы бессильны что-либо сделать против наших мужей.
— Мы сироты, — мрачно говорю я. — Мы позволили сделать нас сиротами. У нас нет никого, кроме друг друга.
— Я приеду, — говорит она.
Глава 3
Замок Миддлхэм, Йоркшир, весна 1473
Запертые вместе с Изабель на целых шесть недель в женской башне замка Миддлхэм, мы словно заново переживаем дни нашего детства. Мужчинам не разрешается входить в женские покои, поэтому дрова для очага, блюда с кухни и все, что нам требуется, приносят к подножию башни и передают в руки моих служанок. Священник переходит через деревянной мост от главной крепости замка и стоит за дверью, чтобы прочитать мессу; он передает святые дары через железную решетку, не глядя на меня. Мы почти не слышим новостей. Изабель иногда выходит в большой зал пообедать вместе с Ричардом, и по возвращении рассказывает нам новости, например, что маленький принц Уэльский занял свой дворец в Ладлоу. На мгновение я вспоминаю своего первого мужа: титул принца Уэльского принадлежал ему, так же как и красивый замок Ладлоу; Маргарита Анжуйская предполагала, что мы будем жить там в течение нескольких месяцев после
— Надо ожидать, что теперь все реки потекут в Уэльс, — шепчет мне Изабель. — Король отдал под их опеку своего единственного наследника, Энтони Вудвилл стал главой Совета при принце, а королева управляет ими всеми. Это уже не Дом Йорков, а Дом Риверсов. Думаешь, Уэльс будет стоять за него? Они всегда держали сторону Ланкастеров и Тюдоров.
Я пожимаю плечами. В последние недели беременности я плыву в теплых водах безделья и спокойствия. Я смотрю на зеленые поля за окном, на пастбища вдали и слушаю плач чибисов на болотах. Лондон кажется таким далеким, а Ладлоу вообще не существует.
— А кто же должен управлять своим сыном, если не королева? — спрашиваю я. — Нельзя найти для него лучшего управляющего, чем его дядя Энтони. Что бы мы ни думали о королеве, Энтони Вудвилл один из самых прекрасных мужчин Европы. И они близкие родственники. Энтони Вудвилл будет охранять своего племянника ценой собственной жизни.
— Вот подожди, — предсказывает Изабель. — Очень многие боятся усиления Риверсов. И очень многие предостерегают короля не доверяться во всем одной-единственной семье. Джордж против них, даже твой муж Ричард не хотел бы видеть Уэльс под властью Риверсов. — она делает паузу. — Отец говорил, что они оказались плохими советниками, — напоминает она.
Я киваю.
— Так и есть, — признаю я. — Король был не прав, предпочитая их отца нашему.
— И она по-прежнему ненавидит нас, — категорически заявляет Иззи.
Я киваю снова.
— Да, полагаю, так будет всегда. Но она ничего не сможет нам сделать. Пока Джордж и Ричард рядом с королем, она может только демонстрировать нам свою холодность, как женщина-рыба на гербе ее семьи. Она даже не сможет игнорировать нас, как раньше. И в любом случае я не собираюсь возвращаться ко двору после рождение ребенка. — я с удовлетворением прикасаюсь к мощной стене рядом с застекленным окном. — Здесь никто не сможет причинить мне зла.
— Я тоже уеду от двора, — говорит Изабель. Она улыбается мне лукаво и загадочно. — У меня есть для этого веские основания. Ты заметила что-нибудь во мне?
Я поднимаю голову и смотрю на нее более внимательно.
— Ты стала… — я подбираю фразу повежливее, — …Красивее.
Она хохочет.
— Я стала толще, — радостно говорит она. — Я отлично себя чувствую и толстею. И прошу тебя приехать ко мне в августе. — она искоса смотрит на меня. — Ты у меня в долгу за то, что я сижу с тобой здесь.
— Иззи, — я наконец понимаю, что она имеет ввиду, и беру ее за руки. — Ты ждешь ребенка?
Она сияет.
— Да, наконец-то. Я уже начала бояться…
— Конечно, конечно. Но тогда тебе надо больше отдыхать. — я тащу ее к очагу и усаживаю в кресло, а потом пододвигаю под ноги скамеечку и, улыбаясь, смотрю на нее. — Как замечательно! Ты не должна поднимать ничего тяжелого, и не ездить верхом, только в повозке.
— Со мной все хорошо, — говорит она. — Я чувствую себя намного лучше, чем в прошлый раз. И я не боюсь, то есть не очень боюсь… и еще, о, Энни! Они будут двоюродными братьями, наши дети, двоюродными братьями, родившимися в один год.