Дочь для олигарха
Шрифт:
— Но ребенок совершенно здоров, а ваши анализы безупречны… хм… мне, конечно, жаль, что вы оказались в такой ситуации…
— Поймите меня правильно!
Ирина усаживается на край постели и взволнованно прокручивает стетоскоп в руках.
— Я могу сказать, что роды прошли неудачно, а дальше? Кто даст гарантии, что Грозный не обрушит на больницу всю мощь своей ярости? Да и вдруг слежку затеет?
— Не станет он этого делать. Демид не псих и не помешанный. Он человек, который верит фактам. Я поговорю с ним после родов, скажу, что если нас больше
— Слишком рискованно, Юлия Олеговна, — качает головой. — Но я всей душой ненавижу Демида… эх…
Акушерка зовет медсестер. Меня снова укладывают на каталку и везут в родильный зал. Там на столе я реву от счастья встречи с доченькой и понимания, что Грозный в покое нас не оставит, если Ирина не прислушается к моим словам.
Слава богу, я не слышу Демида, не вижу его.
Когда пространство заполняет первый крик малышки, слезинки из глаз не просто катятся, а текут ручьем!
Это истинное счастье, которым не хочется делиться, а отдавать — тем более!
Демид
Клиентоориентированности в этой богадельне никакой! О сервисе и речи нет…
Агрессивные, как стая пираний, женщины не подпускают меня к Юлии. Громко вопят, бравируя санитарными нормами, вынуждают спуститься в приемное отделение и ждать там.
Вымотанный и злой, я сижу на расхлябанной драной лавке. Коридор настолько узкий, что мимо проходящие люди чуть ли не задевают мои колени!
Не выдерживаю и поднимаюсь. Шагаю на крыльцо продышаться. В кармане звонит телефон — что-то от меня хочет Люсинда.
— Демид Леонидович, — визжит экономка, — у нас пожар!
— У меня тоже одно место подгорает, — рычу в ответ.
— Нет, вы не понимаете! Дом полыхает в прямом смысле. Второй этаж!
— Что?! — я отстраняю телефон от уха, растираю уставшие глаза.
Переспрашиваю и не верю.
— Мы вызвали пожарных, но эпицентр возгорания случился в комнате мисс Хилл! Господи милосердный! Джулия так и осталась в доме!
Час от часу не легче.
В каком-то бреду я спускаюсь по ступеням. Приехал в клинику на машине скорой и только собирался сам звонить Люсинде, чтобы та передала через Вальтера сумку с принадлежностями для Полонской, а теперь слышу такие новости.
Вызываю такси и мчу домой.
Еще издали на подъезде к частному сектору я замечаю густой черный столб дыма как раз в той стороне, где расположен мой особняк.
Бросаю водителю купюры и чуть ли не на ходу выпрыгиваю из машины. Бегу ко двору. Ворота настежь распахнуты, на территории дома стоят несколько красных пожарных машин, воняет гарью.
— Ах, господин! — едва заметив меня, кидается Люсинда. — Беда какая!
Оглядываю масштаб трагедии. Дотла дом не сгорел, лишь правое верхнее крыло пострадало. Вижу, что на улице собрались все, кроме Хилл.
— А Джулия?
Интересуюсь
Бессмысленно что-то выяснять у эмоциональной женщины.
Иду к одному из пожарных.
— Очаг почти потушен, тела мы не нашли, — отчитывается он. — Нет останков.
— Значит, девушка не сгорела?
— Не-а, пусто было в комнате. По опыту скажу, что если надумаете проводить экспертизу, в доме найдут следы воспламеняющейся жидкости. Поджог это, Демид Леонидович. Возможно, тот, кого вы ищите, это и сделал, а потом выбрался через окно. Створки были нараспашку, да и лестница приставная валялась…
Мужчина говорит громко и четко.
Достаточно, чтобы его поразительные слова услышал не только я, но и Люсинда.
— Ох, Демид Леонидович, — взмолившись, опять несется, — простите вы меня дуру старую! Все жалела мисс Хилл, но я же не знала, что она с ума сошла! Джулия еще один поступок ужасный совершила, а я побоялась вам сразу сказать…
— Какой? — уже сквозь зубы цежу. Всего трясет.
— Когда госпожа пригласила Юлю на ужин, Полонская в какой-то момент попросила воды. Я застала Джулию на кухне, когда она подливала в стакан сестре странную жидкость из маленького флакончика. Я так испугалась за Юлию, за вас, что вылила ту воду и подменила стакан.
— Хилл что, отравить Юлю пыталась?
— Думаю, да…
— Убью… уничтожу твою любимую госпожу, пусть только мне попадется!
— Пощадите, прошу-у-у! — экономка валится мне в ноги, бьется лбом о колени. — Несмышленая она… дров наломала.
— Не к той девушке ты прикипела, Люсинда, — отталкиваю женщину. — Видимо, возраст так сказывается. Ты стала очень сентиментальной с годами и больше не можешь рассуждать трезво. Я отправляю тебя на пенсию, служба в моем доме для тебя закончена.
— Как же, Демид Леонидович? Я всю жизнь была подле вас, чуть ли не с малых лет вам помогала, еще со времен вашего покойного отца. Так привыкла…
— Только поэтому я тебя не трону. А сейчас ухожу, но когда вернусь, чтобы и духа твоего здесь не было!
Я очень зол. Держусь из последних крупиц морали, что самоотверженно прорываются сквозь толщу ярости.
Столько лет я спокойно засыпал и просыпался в доме, не забивал голову возможными интригами, потому что знал — тыл в особняке надежный. И каждый винтик в рабочей системе работал только на благо. Я всегда уважал персонал, порой кричал, но по делу. Покровительствовал их семьям тоже, причем во всех вопросах.
И уж точно не был знаком с подлостью. Доверял.
Люсинда очень меня подвела, потеряла мудрость, из-за этого случилась беда, а могла произойти и трагедия!
С экономкой я прощаюсь навсегда.
Хорошо, что успел забрать деньги из сейфа — перезанять недостающую сумму у Хакимова и расквитаться с кредитом.
Окрикиваю Вальтера.
Отныне я стану бдительным. Задумаюсь о том, чтобы поставить камеры в доме. Теперь я вряд ли смогу кому-либо доверять. Предают. Зачастую самые близкие люди.