Дочь друга. Ненужные чувства

Черно Адалин

На кнопки смотрит, на подсветку, проводит рукой по поручням, едва не попискивая от восторга. Поразительно, как металлическая коробка может приводить в такой восторг, но не думаю, что она в своем небольшом городишке такие видела.

Катю в квартиру пропускаю первой, щелкаю выключателем. Разуваюсь, привалившись к стене и наблюдая за своей гостьей. Она снимает ботинки и аккуратно ставит их на тумбочку для обуви. И вот тут я замечаю, что она без верхней одежды. Я, впрочем, тоже, но я на машине в больницу приезжаю, так

что куртку на смены надеваю редко, потому что незачем. Обед мне привозят, кофе в больнице отменный, да и выйти особо некогда.

— Одежда верхняя твоя где?

Глава 3

— У Лисы, она… не услышала, наверное, как я стучала, — выдает с тяжелым вздохом.

Понятно. Значит, придется завтра зайти к Лисе. Уж больно она хитрая.

— Вы не голодный? Я готовлю неплохо.

Вот твою же мать, а?! У меня в доме мышь повесилась, я на доставках живу, но сейчас ждать курьера не вариант.

— Я нет. Вот, — достаю из куртки, висящей на вешалке, карту. — Тут магазин внизу есть, совсем рядом, сходи за продуктами, купи все, что нужно.

— Хорошо, — тут же начинает обуваться обратно, и я вдруг понимаю, что куртки у нее нет, и вообще она тут заблудиться может, территория комплекса большая, все подъезды одинаковые, а магазин с другой стороны.

— Вот, — снимаю с вешалки свою куртку и даю ей, начиная тоже обуваться.

— А вы? Со мной пойдете?

— С тобой.

— Тогда куртка вам нужна.

— Надевай, Катя. Я к морозам стойкий.

Она хмурится, но куртку на хрупкие плечи натягивает.

— Смешно выгляжу? — видимо, замечает мою улыбку.

— Немного.

— Может, оставим? Чтобы потом не судачили.

— Тут, Катя, всем по х… по боку, в чем ты зайдешь в магазин. Даже не посмотрят.

— Вы можете материться, — неожиданно говорит она. — Я от папы наслушалась, сама иногда… но вы же слышали в кабинете. Я не часто, — поспешно оправдывается, — но проскальзывает, никак не могу отучиться.

— Я тоже отучаюсь.

— Да?

Нет, но ей знать необязательно. Хирургу мат из лексикона убрать никак не получится, потому что, когда у пациента внезапно хлещет кровь оттуда, откуда не должна была, “еб твою мать” не скажешь.

— Будем вместе тогда.

— Ага.

— Я много болтаю, да?

— Сейчас болтай, чтобы я в лифте не уснул.

Как только даю ей разрешение — замолкает. Едет тихо, снова все с восхищением рассматривая. Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы привыкнуть? Неделя-две, или она так и уедет из столицы, восхищаясь ее величием?

Так наблюдать за ней интересно. Мы тут всё воспринимаем как данность. Есть, и пофиг, но когда видишь, как у другого вызывают восторг обычные вещи, невольно задумываешься, как быстро течет твоя жизнь,

а главное, куда именно.

Вообще, я о такой херне не задумываюсь, потому что некогда. На сменах у нас не то чтобы завал, но иногда так заебываешься, что, вот как сегодня, твою сонную тушу везет таксист, а дома отсыпаешься, жрешь, берешь полдня на нихеранеделание — и снова на работу.

— Вы сказали, магазин рядом, — замечает Катя, когда идем мы по улице уже прилично.

— А что, нет?

— Тут целый район нашего города, а людей… — она замолкает, вскидывая голову наверх, — даже больше, наверное, живет.

— Муравейник, — пожимаю плечами.

— Я… не это сказать хотела, — оправдывается. — Но ваше определение подходит.

Надо бы ее на “ты” перевести, все же она хоть и молоденькая, но не настолько, чтобы ко мне на “вы” обращаться. Хотя, скорее, это я не настолько старый, но почему-то не спешу. Есть в ее обращении ко мне что-то… особенное. Но это, вероятнее, из-за тяжелой смены. Я едва понимаю, как мы вообще до магазина доходим, ноги несут сами.

— Я бы не нашла сама магазин, — сетует. — Или нашла бы, но назад не вернулась, тут все такое… большое и одинаковое. А я даже номер квартиры не посмотрела.

Я вдруг вспоминаю работу в отделении у них в городишке. Небольшая клиника, пара крупных магазинов, в которых я был пару раз, потому что расположены они едва ли не за городом. Там было непривычно, но мне, тогда еще сопливому пацану, очень уж хотелось выслужиться перед начальством и показать отцу, что в медицинский я пошел не из прихоти, а по званию. Еще бы он в это верил!

— А вы что любите на ужин? Или на завтрак, если ужинать не будете?

— Что под руку подвернется. Иногда в кафе спускаюсь, тут есть, но уже закрыто.

— Сырники будете? Или яичницу могу сделать. С помидорами.

— Бери что хочешь, — протягиваю ей карту.

Мог бы и сам расплатиться, учитывая, что я собрался ходить с ней, но подумалось, что так она будет чувствовать себя свободней, но Катя карту не берет. Руки за спину прячет, отчего куртка сползает с одного плеча и вот-вот съедет на пол. Поправляю на ней пуховик, забираю карту под ее пояснения:

— Вы это… сами лучше заплатите. И будете говорить мне, что можно брать, чтобы я… лишнего не взяла.

— Я же сказал — что хочешь.

Она поджимает губы, но кивает. Чувствую, что не сработает, поэтому стараюсь максимально включиться в реальность.

Заходим. Катенька осматривается. Я ловлю едва ли не каждую ее эмоцию. Удивление, больше похожее на шок, ступор, страх.

— Идем, — беру ее за рукав и веду в зал, потому что сзади заходят люди. — И быстро, Катя… Я правда очень устал. Не до магазинов.

— Ясно.

Она ускоряется, ходит между прилавков, в прихваченную на входе корзинку добавляет хлеб, молоко, берет яйца, смотрит на меня.