Дочь Галилея

Собел Дава

Что касается бочки нового вина, которую Вы оставили, возлюбленный господин отец, синьор Рондинелли понемногу выпивает его каждый вечер, а сам тем временем следит за улучшением качества вина, которое, по его словам, становится просто отличным. То немногое, что осталось от старого вина, я перелила во фляжку и сказала Ла Пьере, что они с Джузеппе могут пить его, когда закончится их маленькая бочка поскольку мы в последнее время получаем в монастыре хорошее вино, но используем его в основном для лечебных целей, так что оно расходуется крайне медленно.

Я по-прежнему даю один джулио каждую субботу Ла Бриджиде и совершенно уверена, что сия благотворительность необходима, потому что бедняжка находится в крайней нужде, а она такая хорошая девушка.

Сестра

Луиза, да благословит ее Господь, чувствует себя лучше, она все еще очищается и, понимая по Вашему последнему письму, как Вы, возлюбленный господин отец, беспокоитесь о ее здоровье, благодарит Вас от всего сердца; и поскольку Вы заявляете, что полностью разделяете мою любовь к ней, она, со своей стороны, обещает соответствовать таким высоким чувствам, и я, не сомневаясь, принимаю от нее сие проявление расположения, так как любовь ее питается тем же источником, что и Ваша, и моя; а потому я испытываю гордость и радость, наблюдая столь возвышенное соперничество в проявлении любви, и тем яснее я осознаю все величие любви, которую вы оба питаете ко мне, тем более полна я желания возвращать ее тем двум людям, кого я люблю и почитаю превыше всех и всего в этой жизни.

Завтра исполнится 13 дней, как умерла сестра Виржиния Каниджани, которая тяжело болела, когда я в последний раз писала Вам, господин отец, и с того момента, как жестокая лихорадка свалила сестру Марию Грация дель Паче, старейшую из трех монахинь, играющих на органе, учительницу в Скварчьялупис, поистине спокойную и добрую монахиню; и поскольку врач не оставляет никакой надежды, мы все глубоко опечалены. Это все, что я хотела Вам пока рассказать, и как только я получу Ваши письма (которые, конечно, должны уже прийти в Пизу, где находятся господа Боккинери), напишу снова. А пока посылаю Вам привет от всего сердца, вместе с нашими обычными друзьями и, в частности, сестрой Арканжелой, синьором Рондинелли и доктором Ронкони, который умоляет меня сообщать новости о Вас каждый разу как приходит сюда. Пусть Господь благословит Вас и всегда хранит Вас счастливым.

Писано в Сан-Маттео, февраля, 26-го дня, в год 1633-й от Рождества Христова. Горячо любящая дочь, Сестра Мария Челесте Галилей

Синьор Рондинелли только что вернулся из Флоренции и рассказал мне, что говорил с канцлером суда, от которого узнал, что 6 скуди должны быть уплачены Винченцо Ландуччи, а не положены на счет магистрата, так он и сделал; я неохотно признала это, не имея Ваших указаний по этому делу.

Ее кузен Винченцо Ландуччи, очевидно, нашел какой-то предлог для возбуждения дела против Галилея.
– Примеч., автора.

В этом письме сестра Мария Челесте впервые подписывается полностью, включая фамилию, словно утверждая незыблемую связь, объединяющую ее с отцом во время их разлуки, усугубленной тягостным положением, в котором оказался Галилей. До этого она дважды ставила инициал «Г», но никогда не писала свое имя полностью.

Вилла Медичи в Риме.

Национальная библиотека, Флоренция

Письмо это написано 26 февраля - дата, весьма памятная для Галилея, ожидавшего вызова на суд Инквизиции. В этот самый день, семнадцатью годами раньше, кардинал Беллармино пригласил ученого в свой дворец и дал тому указание отступить от учения Коперника. Тогда же пришло и официальное предупреждение от Святой Инквизиции. Вскоре после этого появился официальный эдикт, а потом поползли слухи, что Галилей якобы отрекся от своих убеждений под давлением кардинала, - так что он был вынужден просить кардинала дать ему письменное подтверждение, свидетельствующее об обратном.

Все эти годы Галилей хранил письмо кардинала, а теперь привез его с собой в Рим, вместе с копиями других писем, имевших отношение к делу.

В течение всего февраля Галилей напрасно ждал вызова к инквизиторам, а сестра Мария Челесте тешила себя надеждой, что маячивший впереди суд может обернуться простой беседой, которая завершится не только полным

оправданием отца, но и еще большим его признанием и славой. «Я радуюсь и не устаю благодарить Бога, - писала она 5 марта, - когда слышу, что Ваше дело развивается так тихо и спокойно, и жду счастливого и благополучного разрешения, как я всегда надеялась и как должно происходить с Божьей помощью и при покровительстве святой и Благословенной Девы». Итак, в Риме пока ничего не происходило, и день рождения Галилея миновал без потрясений. Теперь ему было уже шестьдесят девять - хотя во всех документах, связанных с судом, включая и его личные заявления, говорится, что ему исполнилось семьдесят лет.

«По поводу синьора Галилея не могу сообщить Вашей Сиятельной Светлости ничего более того, что уже писал в прошлых письмах, - докладывал посол Никколини 6 марта, - за исключением того, что я пытался организовать, по мере возможности, ему разрешение на посещение садов около Тринита, чтобы он мог хотя бы немного размяться, ибо очень вредно оставаться всегда в доме. Однако так как я не получил никакого ответа, то не знаю, можем ли мы на сие надеяться».

Великий герцог попытался помочь Галилею в этом деле, выслав письма с рекомендациями паре кардиналов-инквизиторов и обратившись к ним с просьбой об оказании такой милости его дорогому придворному математику. Фердинандо продолжал свои усилия, несмотря на то что Урбан предостерег его через посредников от вмешательства на основании того, что он не сможет потом достойно выйти из сложившейся ситуации: уж не забыл ли он, что на первой странице «Диалогов» имеется посвящение великому герцогу? Разве не является истинным долгом каждого христианского правителя защищать католицизм от опасности? В общем, как сам Урбан вынужден был запрещать многим авторам посвящать ему книги, чтобы защитить Церковь, так и Фердинандо должен был следовать его примеру: просто недопустимо увязывать имя великого герцога с именем Галилея.

Однако вместо того чтобы отступить, Фердинандо лишь удвоил усилия. По совету Никколини, он написал дополнительно еще и письма всем другим кардиналам Святой Инквизиции, чтобы ни один из десяти инквизиторов не счел, что его обошли вниманием и уважением.

Сестра Мария Челесте продолжала писать Галилею, по крайней мере, по одному длинному письму каждую субботу, пытаясь «уладить все вопросы, которыми занималась в интересах отца в течение предыдущей недели». Чтобы умерить боль разлуки, дочь старалась еще больше загрузить себя хозяйственными заботами, как сама она говорила, принять на себя «долг Марфы» - святой покровительницы поваров и домоправительниц, хлопочущих «целыми днями… без малейшего перерыва».

Сестра Мария Челесте писала также и жене посла, Катерине Никколини, которая постепенно все более сближалась с монахиней из Сан-Маттео, проявляя благородство и щедрость; в частности, она собиралась посетить представление религиозного спектакля в обители.

«[Ее] визит, если только сестра Арканжела и я будем действительно им осчастливлены, - делилась сестра Мария Челесте с Галилеем 12 марта, - стал бы настоящей честью, он настолько желанен для нас, что Вы даже представить себе не можете, господин отец, я просто не знаю, как выразить свои чувства. Что касается ее намерения посмотреть спектакль, я теряю дар речи, потому что он как раз будет репетироваться к ее приезду, И я от всей души верю, поскольку она выразила искреннее желание посетить представление, что для нас будет лучше оставить ее в убеждении, что мы имеем талант, о котором Вы ей говорили».

В то же время, то есть в середине марта, посол Никколини еще раз обратился к папе с просьбой ускорить судебные процедуры и отпустить Галилея домой, не вызывая его на трибунал Инквизиции. «Я еще раз повторил, что преклонный возраст ученого, его болезненное состояние и готовность покориться любой цензуре могли бы сделать его достойным такой милости, - писал Никколини, рассказывая об этой попытке, - но Его Святейшество снова сказал, что иного пути нет и пусть Бог простит синьора Галилея за то, что он связался с учением Коперника».