Дочь глубин
Шрифт:
Доктор Хьюитт сидел на первом ряду и не сводил глаз со своего планшета. Пятна пота на его рубашке разрослись до размеров континентов чужой планеты.
Мне оставалось надеться, что его дроны обнаружат выживших в ГП.
Я пробовала написать Деву, но безрезультатно, что, впрочем, было ожидаемо. На всей территории кампуса сеть не ловит, но я все равно попыталась. А потом Хьюитт конфисковал все наши телефоны и запер их в сейфе, а без мобильного я чувствовала себя буквально как без рук.
Хьюитт заверил нас, что его дроны оповестят спасателей. Я все ждала, когда мимо
«Я два года боялся чего-то подобного».
Тогда почему он нас не предупредил?!
Может, это просто совпадение, что именно два года назад мои родители, Тарун и Сита, погибли в ходе научной экспедиции, организованной Гардинг-Пенкроф. Администрация академии называла это несчастным случаем, а когда я пыталась разузнать подробности – зачем ГП отправила их в эту экспедицию, что они искали, – учителя будто сразу начинали страдать от избирательной амнезии. Я думала, что они не хотели бередить мои заживающие раны и ждали, когда я проработаю свое горе с доктором Фрэнсис.
Но сейчас я уже не была столь в этом уверена.
У меня перед глазами вдруг встала Амелия Лихи, капитан моего факультета и подружка Дева, загорающая этим утром на залитом солнцем дворе. Как она улыбнулась мне и пожелала удачи.
Амелия с нетерпением ждала выпускного и претворения в жизнь своих амбициозных планов: пройти отбор в морпехи и отправиться в училище связи в Туэнтинайн-Палмс. За пять лет в ГП она выучила двенадцать языков, научилась взламывать лингвистические коды, ставившие в тупик наших профессоров, и хотела стать самым молодым командиром разведки в истории. И теперь ее нет.
Я старалась поддерживать ровное поступление кислорода в легкие, но получалось плохо.
По щекам потекли слезы, и меня затрясло от ярости. Почему я смогла запретить себе думать о Деве – но меня прорвало от мыслей о смерти его подружки? Что со мной такое?
– Эй, малыш… – положила мне руку на плечо Нелинья. Она не знала, что сказать, и молча протянула мне упаковку одноразовых салфеток.
Ну да… одной салфеткой сегодня точно не обойтись. И я не единственная, кто в них нуждался.
У сидящей у окна Эстер опухли веки. Без конца шмыгая носом, она что-то лихорадочно писала на новой карточке: это был ее способ осознания всего происходящего ужаса. Топ, почуяв, кто из нас сейчас больше всех в нем нуждается, подошел ко мне и ткнулся носом в колени: «Привет, правда, я милый? Погладь меня».
Джем сидел через проход, стиснув зубы с силой сработавшего медвежьего капкана. По бокам его ремня в стиле Дикого Запада висели кобуры с «Зиг Зауэрами P226». Он называл их своими «близнецами», за что и получил прозвище Джеминай. На коленях у него лежала штурмовая винтовка M4A1.
Еще одна странность, о которой я особо не задумывалась: в Гардинг-Пенкроф нас учили владеть армейским оружием. Что оказалось очень кстати, учитывая, что
В автобусе было ненормально тихо. Все погрузились в свои невеселые мысли.
Наконец Джем спросил меня:
– Есть идеи по поводу того, что происходит?
Логично, что он хотел получить ответы. В его коричневых глазах отражался проносящийся за окном пейзаж. На моей памяти он даже в самых стрессовых ситуациях всегда сохранял спокойствие, не позволяя себе ни следа испарины на лбу. Я была благодарна ему уже за то, что он не злился на меня и ни в чем не винил, хотя его наверняка тоже не прельщала обязанность быть моей нянькой.
Я помотала головой:
– Честное слово, понятия не имею.
Я сказала правду. Так почему же я чувствовала себя так, будто соврала? Откуда в моем голосе эта мерзкая виноватая нотка?
Джем постучал большим пальцем по прикладу винтовки.
– Мне понадобится твоя помощь. И ваша тоже, – он кивнул Эстер и Нелинье. – Я знаю, мы никогда не ладили…
Нелинья фыркнула.
– …но, уверен, вы со мной согласитесь. – Джем посмотрел в проход и понизил голос: – Мы четверо – лучшие на наших факультетах. Не в обиду Тиа и Франклину. Они знают свое дело. Но на войну я предпочту идти с вами, хоть вы и не все старосты.
– Как мило, – буркнула Нелинья.
– Я лишь хочу сказать…
– У тебя это плохо получается, – снова перебила она.
– Он прав, – вмешалась Эстер, не отрывая глаз от почти полностью исписанной ее мелким почерком карточки. – Мария лучше всех в теории, но у Нелиньи выше баллы по прикладной механике и военному машиностроению. Франклин лучше меня в практической медицине, но… – она пожала плечами.
Джем сухо ей улыбнулся:
– …но ты Эстер Гардинг.
– Я хотела сказать, что я лучше во всем остальном. Это получилось грубо?
Ей никто не ответил. Мы все знали Эстер и то, что ее совершенно не привлекает должность старосты. А еще – что она косатка до мозга костей. Эти карточки успокаивают ее не хуже Топа, потому что в голове у нее хранится больше информации о Гардинг-Пенкроф, естествознании и морских экосистемах, чем во всех книгах нашей ныне уничтоженной библиотеки. Она не любит людей, за исключением Нелиньи и меня, и предпочитает проводить время с животными. Как гениальный эмпат, она мастер невербального общения с представителями других видов и может сказать, что животные думают или чувствуют – с людьми у нее получалось хуже, – и с поразительной точностью предсказать их действия… когда ее не захлестывают эмоции.
Джем продолжил:
– Если мы хотим узнать, что произошло, нам нужно объединиться. И решить, что делать дальше. Потому что Хьюитт не скажет нам всего, вы же это понимаете?
– Он вообще ничего нам не говорит, – заметила Нелинья.
– Но если я должен защищать Ану…
– О чем я не просила, – вставила я.
У Джеминая стало такое лицо, будто ему очень хотелось огрызнуться. Он никогда не позволял себе опуститься до ругательств, но сейчас, похоже, держался за свои принципы из последних сил.