Дочь Империи
Шрифт:
Конечно, судьба могла оказаться и не на ее стороне. Но даже и в таком случае, если воинам Мары удастся вовремя отступить, чтобы избежать слишком больших потерь, у Акомы хватит сил, чтобы защищать Айяки, пока на помощь не подоспеет из Анасати его дед. И тогда все, что было Маре дорого, окажется в руках богов... или Текумы из Анасати, потому что ее самой уже не будет в живых.
О неожиданном визите гостьи властителя Джиду предупредил скороход, которого прислал дозорный с границы, и теперь хозяин Тускалоры поклонился молодой вдове, не выходя из тенистого укрытия на крыльце. То, что почетный эскорт Мары явился перед ним в полном боевом облачении, ничуть не озаботило Джиду, и, беспечно опершись о дверной
– Госпожа Мара, твой приезд - неожиданная радость для меня. Чему я обязан такой честью?
Притворно-любезная улыбка мгновенно исчезла с лица Джиду, как только Мара велела своим охранникам оставаться наготове. Стало ясно, что госпожа отнюдь не собирается в обратный путь, хотя властитель Тускалоры недвусмысленно дал понять, что ей здесь не приходится рассчитывать на теплый прием: он даже не пригласил гостью в дом, чтобы она могла хотя бы слег-ка подкрепиться с дороги. Мару кинуло в холод от его оценивающих взглядов, но она заставила себя приступить к делу.
– Господин Джиду, у меня есть твоя расписка с обещанием уплатить моему покойному супругу две тысячи центориев. В последние недели мойхадонра неоднократно и, к сожалению, безуспешно связывался с твоим управляющим, чтобы уладить это дело. Тебе было отправлено еще одно напоминание, которое я подписала собственноручно; ты же взял на себя смелость ответить мне оскорблением, и вот я здесь, чтобы лично обсудить это дело.
– Не уверен, что точно понял значение твоих слов, - ответил властитель Тускалоры, демонстративно отшвырнув в сторону огрызок плода. Резким поворотом головы он приказал слуге поспешить в дом. Тут же из боковой двери вылетел скороход и помчался по направлению к строениям, в которых, несомненно, размещались солдаты.
– Сейчас поймешь точно, - отозвалась Мара со всей решительностью, на которую была способна.
– Когда ты ответил, что не считаешь себя обязанным отвечать на мое послание и "будешь чрезвычайно признателен", если я прекращу "докучать тебе" своими нелепостями, тем самым, господин Джиду, ты оскорбил мою честь!
– Пытаясь поставить на место распоясавшегося грубияна, она и представить себе не могла, до чего в эту минуту напоминала своего покойного отца.
– Как ты посмел обращаться ко мне в таком тоне, словно имеешь дело с базарной торговкой! Я - властительница Акомы и требую должного уважения!
Властитель резко оттолкнулся от дверного косяка; его наигранная томность исчезла бесследно. Он сменил тон и, будто успокаивая капризного ребенка, произнес:
– Госпожа Мара, когда люди раз за разом бьются об заклад на состязаниях, погашение долгов обычно происходит не столь просто, как тебе могло показаться. Твой покойный муж это понимал.
Мара с треском сложила веер, уверенная, что Джиду пытается обмануть ее и потому тянет время. Как только гарнизон Тускалоры получит приказ атаковать, фальшивой снисходительности хозяина придет конец. Она подавила нахлынувшую с новой силой обиду и ответила с гордостью, достойной ее предков:
– После смерти мужа Акомой правлю я, и могу тебя заверить: если бы подобное неучтивое предложение "не докучать" получил от тебя господин Бантокапи, его меч не долго оставался бы в ножнах. И не рассчитывай, что я не сумею постоять за себя, если ты немедленно не извинишься и не оплатишь свой долг.
Властитель Джиду спокойно оглаживал свою пухлую талию, как человек, только что отвалившийся от праздничного стола. Он пристально наблюдал за гостьей, и его самоуверенность предупредила Мару о грядущей опасности намного раньше, чем послышался звон лат и оружия: отряд солдат Тускалоры быстрым шагом приближался к дому. Папевайо, стоя рядом с госпожой, резко напрягся. Оба они увидели перед собой отнюдь не расхлябанных домашних
Приосанившись, насколько позволяло ему грузное тело, властитель Джиду произнес, видимо, заранее подготовленную тираду:
– А если я, в свою очередь, сочту твои требования оскорбительными, госпожа Мара? Что тогда? Ты пристаешь ко мне с этим долгом так назойливо, как будто заранее уверена, что я не собираюсь отдавать долги. Уже одним этим подозрением ты задеваешь честь Тускалоры.
Для солдат, стоявших у дверей, слова властителя прозвучали как боевой сигнал, и они мгновенно схватились за рукояти мечей, продемонстрировав безупречную выучку. По сигналу Папевайо гвардейцы Мары тесно сомкнулись вокруг паланкина, выставив щиты с наклоном наружу. Она чувствовала, как напряжены сейчас ее воины, ожидающие нападения, и у нее засосало под ложечкой от подступающего страха. Ощущал ли ее отец нечто подобное, когда бросился в атаку на варварское войско, заранее зная, что обречен? Стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия, Мара сквозь просвет между щитами охранников встретилась глазами с властителем Тускалоры и невозмутимо произнесла:
– Значит, мы оба согласны в одном: между нами возникли недоразумения, которые необходимо уладить.
Капли пота выступили на верхней губе Джиду, но глаза не выражали страха. Он щелкнул пальцами, и его солдаты, стоявшие в строю, незамедлительно приняли
боевую стойку. Папевайо едва слышно приказал своим людям держаться насмерть, и в то же время резко провел пяткой по гравию дороги. Мара услышала слабый шорох позади носилок: притаившийся там лучник, невидимый с крыльца господского дома, не пропустил сигнала Папевайо и натянул лук, стараясь производить как можно меньше шума. Страх, словно кинжал, пронзил ее сердце. Папевайо готовился к сражению, а на поле боя природное чутье никогда его не обманывало.
И все же ответ властителя Джиду чуть не вывел Мару из себя:
– Для человека, который забрался в самое сердце Тускалоры, ты разговариваешь, пожалуй, слишком смело!
Выйдя из паланкина на яркий солнечный свет, она выпрямилась и горделиво вскинула голову:
– Если честь Акомы не будет удовлетворена, ответ придется дать кровью.
Оба правителя смерили друг друга взглядами, а затем властитель Джиду постарался наметанным глазом оценить силы противника. В охране Мары насчитывалось около полусотни гвардейцев; у него же под рукой было по крайней мере в три раза больше. Кроме того, Джиду рассчитывал, что к этому моменту уже приведены в полную боевую готовность его резервные части. Они ждали только приказа от сотников, чтобы броситься к границам поместья, где, по донесениям разведчиков, были замечены солдаты в зеленых доспехах Акомы. Властитель Тускалоры столь свирепо нахмурил брови, что вся его челядь мгновенно исчезла в доме.
– Тогда прольется кровь Акомы, госпожа!
Взмахнув рукой, он подал сигнал к атаке. Мечи со скрежетом вырвались из ножен; лучники Тускалоры осыпали отряд Акомы градом стрел, как только передние шеренги их воинов ринулись вперед. Мара слышала хриплые боевые выкрики, издаваемые ее собственными охранниками. Вдруг Папевайо оттолкнул ее вниз и в сторону - туда, где стрелы сыпались не так плотно, - но уберечь госпожу не успел. Что-то сильно ударило ее в плечо. Она не смогла удержаться на ногах и рухнула прямо на подушки паланкина. Из плеча торчала стрела Тускалоры с бледно-голубым оперением. Все поплыло у Мары перед глазами, но она не позволила себе закричать.