Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
По словам Данилыча, все шло именно к такому неприятному варианту. Счастье отвернулось от него, прежние навыки не помогали. Он пару раз пытался бежать, но каждый раз его ловили, и условия заключения ухудшались. Данилыч пытался связаться с друзьями, но понял, что друзей у него нет, а есть лишь партнёры по авантюрам, и выручать его они не собирались.
Он уже не знал, сколько дней, месяцев, а может, и лет провёл в тюрьме. Данилыч тяжело болел, лечить его не собирались. Возможно, тюремная администрация даже надеялась, что узник, сидящий по такому слабому обвинению, умрёт
Чудо произошло, и звали его Катерина Михайловна: она заглянула в тюрьму по какому-то другому делу и случайно увидела Данилыча, сидевшего в одиночной камере. Она услышала его историю и решила её очень просто: отправилась в Москву, обнаружила свидетелей, подтвердивших алиби узника, и направилась с их показаниями прямо к губернатору, минуя полицию. Та, не дожидаясь решения, поторопилась освободить Данилыча («Меня из тюрьмы не выпустили, а вынесли», – уточнил он). Так как в России из тюрем выпускают без денег, Катерина Михайловна одолжила ему небольшую сумму.
Слегка поправившись, Данилыч начал с того, что сам расследовал убийство своего компаньона и привёз в полицию главаря разбойничьей шайки, которого, кстати, не могли поймать десять лет. После этого он решил исполнить обет, данный в тюрьме, – пойти в монастырь, отмаливать грехи.
В монастыре он встретил Катерину Михайловну, заехавшую по какому-то делу к настоятелю. Катерина Михайловна одобрила его намерение, только попросила перед этим помочь ей найти хорошего кучера, так как прежний женился и мучить его частыми поездками было бы нехорошо. Настоятель назвал эту просьбу первым послушанием…
– Этой осенью осьмой год пойдёт, как я Катерине Михайловне хорошего кучера ищу, да вот барыня моя больно привередлива, – с усмешкой заметил он.
Нынешняя работа очень нравится Данилычу, так как позволяет использовать все прежние навыки и при этом замаливать прежние грехи. «Я объяснила ему, – сказала Катерина Михайловна, – что некоторые грехи, совершённые казачьей сотней в Иль-де-Франсе, замолить будет непросто». Правда, подробности этих грехов, как и остальных, не были названы.
Что же касается Катерины Михайловны, то я пока не выяснила, какие причины сделали её такой защитницей сирых и убогих. Но даже если бы я и выяснила, то сегодня не смогла бы записать: глаза закрываются, и перо не попадает в чернильницу. Клопы, наверное, собираются в отряды и готовятся к ночной атаке. Мне хочется разбудить Данилыча, чтобы подсказал, как отбиваться от такого противника. Если он знает, как отбиться скалкой от сабли, то, наверное, умеет и побеждать клопов».
Из дневника Джейн
«Март 1855 года, Харьков
Дорогой дневник, вчера Сэнди ощутил определённые неудобства путешествия в компании несостоявшегося монаха. На этот раз он не переводил мне укоризненные слова Данилыча, адресованные ему, зато их с улыбкой перевела Катерина Михайловна:
– Александр
Сэнди пробовал спорить – говорил, что война и путешествие отменяют пост, – но у старого солдата аргументов нашлось значительно больше. Да и Катерина Михайловна заняла сторону Данилыча.
– Ладно, – вздохнул Сэнди, – значит, будем поститься.
Я вздохнула тоже. К счастью, вера моих спутников не требовала обязательного моего участия в их govenia, а моя разрешает моей собственной совести определять, насколько строго соблюдать пост, так что я остановилась на том, что решила, из сочувствия к Сэнди, не заказывать при нем котлеты в трактирах. Впрочем, в трактирах мы останавливаемся нечасто.
Между тем Сэнди ушёл на базар и вернулся через час: мы даже немножко беспокоились. Когда он вернулся, с ним был мальчик-рассыльный. Мальчишка тащил две корзины, явно не без труда.
Когда корзины оказались в повозке, я захотела рассмотреть их содержимое.
– Можешь и попробовать, – сказал Сэнди, – вдруг тебе понравится пост?
Корзины были наполнены кульками и пакетами, картонными и жестяными коробками, стеклянными банками и горшками. Здесь были самые разные засахаренные фрукты и засахаренные лимонные корки, изюм, сушёные вишни, чернослив, инжир. Фруктовое желе и фруктовая пастила, земляничный и яблочный мармелад, кулёк леденцов. Варенья было столько, что я с первого взгляда решила, что мне не удастся даже все попробовать, а не то что все съесть. Кроме варенья, в горшках был мёд, белый и темно-жёлтый.
Ещё Сэнди приобрёл постные пряники, огромный пакет различных орехов и два фунта шоколада на миндальном молоке. Я вспомнила, как на корабле носила десерт для джентльменов, и дала мальчишке два пряника.
– Что же, будем поститься, – повторил Сэнди. Данилыч взглянул неодобрительно, но не возразил.
С этого момента путешествие стало для меня таким приятным, как я не могла и вообразить. Миссис Дэниэлс не раз говорила мне и Лайонелу, что от сладкого портятся зубы. К сожалению, разговорами не ограничивалось, и сладости были редкими гостями на кухне нашего дома в Портсмуте и Освалдби-Холла.
Как жаль, что в Англии нет русского поста!
Я заметила, что Сэнди перестал ворчать и употребляет содержимое корзины столь же часто, как и я. Похоже, он тоже жертва глупой теории, придуманной взрослыми, будто детям не надо давать сладкое.
Зимний путь доживает последние дни. Мы замедлили скорость: дорога хотя и снежная, но разбита тележными и, тем более, пушечными колёсами. Когда я гляжу на лошадей или быков, тащащих артиллерию, то в очередной раз радуюсь, что мои спутники не способны читать мои мысли. Если русским так трудно тащить свои пушки сейчас, что же будет через неделю, когда солнце окончательно победит снег и начнётся rasputitsa».